Ходи осматриваясь

Вновь последовала пауза. Потом я уловил какой-то сдавленный всхлип и скорее угадал, чем услышал в шепоте:

— Прости, не могу говорить… Завтра… Утром приеду.

Она отключилась. Я чувствовал себя препаршиво. К выпивке я всегда был равнодушен. Но сейчас вдруг безудержно потянуло к чему-нибудь покрепче кофе. Я полез в бар, вытащил бутылку «Гжелки», откупорил и прямо из горла сделал оглушительный глоток — так что перехватило дыхание и глаза затуманились влагой.

5

Она приехала утром — где-то в половине девятого. Услышав короткий звонок, я уже догадался, кто это может быть. Прильнул к глазку, удостоверился и, отперев замок и сбросив цепочку, отворил дверь.

— Входи, — пригласил, забирая у нее черный саквояж.

— Прости, что так рано. Я прямо с электрички.

Я кивнул, провел ее в гостиную и, усадив в кресло, предложил разделить со мной завтрак, но она отрицательно покачала головой.

— Тогда кофе, — решил я. И, подкатив сервировочный стол, принес из кухни две кофейные чашки, наполнил их дымящимся напитком и расположился напротив на пуфе.

Она прекрасно владела собой. Только в глубине красивых лазоревых глаз угадывалась безмерная усталость. Я залюбовался ею. На нее было приятно смотреть — даже сейчас, после явно нелегкой, очевидно бессонной ночи. Невысокая, чуть полноватая, но в то же время — пропорционально сложенная, она производила впечатление изящной, мастерски сработанной статуэтки. Русые волосы были гладко зачесаны назад и собраны на затылке в пикантный пучок; слегка вздернутый носик, чистая матовая кожа открытого лица и шеи, плавные линии плеч, нежные округлости бюста, соблазнительно топорщащие, приталенный темно-зеленый жакет… Я отвел глаза.

— Ты меня проводишь? — спросила она тусклым, безжизненным голосом. — В милицию, я имею в виду.

— Да, господи, конечно же, — проговорил я. — Отвезу. И побуду с тобой, сколько надо.

— Что мне говорить?

— Все, что нужно, скажу я. Тебе придется лишь заполнить бланк заявления. И ответить на вопросы. Но будь готова к тому, что кое-какие из них тебе могут не понравиться.

Она обреченно кивнула и отодвинула чашку с недопитым кофе.

Но я оказался не прав. Принявший нас в райотделе молодой капитан предстал человеком на изумление деликатным. Было ли это врожденным качеством, или возымел действие звонок сверху — не знаю. Но даже щекотливые, неудобные вопросы он умудрялся облечь в форму сострадательного участия. Кивая острым выдающимся подбородком, он выслушал мой короткий рассказ, что-то черкая на листке бумаги. Потом поворотился к Миле и мягко поинтересовался:

— Значит, у вас нет никаких догадок, что могло произойти? Не случилось ли между вами какого-нибудь — гмм — недопонимания? Может, он был чем-то обижен?

— Нет, — односложно сказала Мила и, стрельнув в меня боковым взглядом, добавила: — Все было как обычно.

Он перевел выжидательные глаза на меня. Я помотал головой.

— Ладно, — сказал он, сочувственно косясь на Милу. — Не буду вас больше терзать сегодня. Мы еще не раз встретимся после. По ходу розыска. Если что вспомните — обсудим. Пока напишите заявление. И ответьте на все, что сможете, по этому опроснику. — Он протянул ей бланк. — Дома, как я понял, вы еще не были? Осмотрите там все тщательно: что из вещей отсутствует и из документов тоже… Да, кстати. Машина у вас конечно же есть. — Мила кивнула. — И где она сейчас? — спросил капитан.

— Не знаю, — удивилась Мила. — Наверное, в гараже.

— Проверьте, пожалуйста. — Он оторвал листок из блокнота, что-то записал и передал ей. — Мой телефон. Позвоните, как выясните насчет машины и всего остального. И — эээ — не падайте духом. Будем искать. Надеюсь — все кончится хорошо.

Потом я отвез Милу домой. По пути пытался найти какие-то утешительные слова, но получалась лишь банальная белиберда. Да, похоже, она меня и не слушала. Тогда я тоже замолчал. До самой Мосфильмовской мы не обменялись ни словом. И только почти у самого дома она точно очнулась, порылась в сумочке, сказала: «Кажется, у меня с собой есть ключи… Вот». И попросила проехать до гаражей. Мы развернулись и через метров двести подкатили к рядам металлических коробок. Немного повозившись с замками, я распахнул тяжелую створку ворот. Машины в гараже не было. Она вздохнула и спросила:

— И что это значит?

Я пожал плечами. Это могло что-то значить, а могло ничего не значить вообще.

— Позвони капитану, — буркнул я.

…Упрямство?.. Пожалуй, Бекешев верно подметил: когда на меня находит, я и вправду становлюсь донельзя неподатливым и могу строптиво следовать избранной линии вопреки десятку загнутых пальцев. Расставшись с Милой, я нехотя направился на Малую Бронную.

Уже подъезжая, я глянул на часы на приборном щитке и забеспокоился: перевалило за двенадцать — был риск не застать его дома, а лишняя проволочка куражу бы мне не прибавила. Узрев табличку с искомым номером, я проехал еще два квартала, припарковался у обочины и заспешил к первому подъезду серовато-бурого кирпичного здания старой застройки. Но здесь меня ждал первый неприятный сюрприз: бездушная металлическая дверь ехидно щерилась кнопками кодового замка.