Читаем Ходи прямо, хлопец полностью

— Растешь, — сказал ей бухгалтер Шумейко: он тоже ехал на проверку.

Клавдия в ответ пожала плечами — она не знала, что ей делать в той делегации.

Ее послали к строителям нового пирса с заданием не очень определенным: «Посмотри, как они там рабочее время берегут, ну, и диспетчерскую службу погляди».

Новый пирс сооружали в западной части гавани, под прикрытием бетонного мола. Здесь всегда было тихо, самый сильный шторм не мог пробиться в этот угол.

В этот день должны были погружать колонны-оболочки — опоры для пирса. Клавдия еще ни разу не видела, как их погружают — эти полые железобетонные цилиндры, которые теперь заменяли сваи.

К полудню от восточного мола пришел плавучий копер с бригадой монтажников. Вслед за ним пришвартовался стотонный кран, свесил над недостроенным пирсом громадные крюки. К нему притерся плавучий кондуктор-понтон с направляющими стволами для колонн-оболочек. На воде вокруг пирса сделалось тесно, шумно: гремели цепями лебедки, раздавались громкие команды, посудины терлись бортами, всплескивала между ними вода.

Длинное, смолянистое тело колонны-оболочки захлестнули стальной петлей, и кран легко поднял ее, понес над водой к понтону-кондуктору. Там монтажники поймали колонну, подвели к направляющему отверстию, и очередная опора ушла в воду, стала на дно. Захлестнувший ее трос ослаб, рывками сполз и упал на палубу кондуктора. А колонна еще некоторое время погружалась — собственная тяжесть вгоняла ее в грунт.

На копре тем временем закрепили вибропогружатель. Все было готово, но вибропогружатель мертв: не подошла плавучая электростанция. Монтажники сидели на палубе копра, «травили баланду», покуривали. Клавдия походила по пирсу, поговорила с поварихой на плавучем кране, перешла на копер.

— Милости просим, инспектор, — бригадир обмахнул ладошкой табурет и подал Клавдии.

— Я не инспектор, — сказала Клавдия. — Мы тут соцсоревнование проверяем.

— Это нам известно.

Бригадир говорил серьезно, а глаза смеялись. Был он высок, широкоплеч, голова увенчана шапкой пепельных вьющихся волос, на затылке чудом держался синий беретик.

— И часто у вас так вот? — Клавдия кивнула в сторону безмолвного вибропогружателя.

— Как? — бригадир сделал вид, что не понял.

— Такие вот заминки?

— Бывает, — неопределенно ответил бригадир.

— Что же вы в таких случаях делаете?

— Пишем письмо турецкому султану, — ответил румяный, с острыми бачками, парень.

— Обсуждаем международное положение, — вставил другой, узколицый, востроносый.

— Хорошие вы ребята, веселые, — Клавдия улыбнулась, — только женам я вашим не завидую.

— При чем здесь жены? — удивился узколицый.

— За письма турецкому султану вы как получаете, сдельно или повременно? — спросила у него Клавдия.

— То мы на общественных началах, — ответил парень с бачками.

— Половину зарплаты вы пропьете, а половину не заработаете, — усмехнулась Клавдия. — Жены в получку от радости с ума сходят.

— Это мы-то не заработаем? — взвился узколицый. — Да наш экипаж гремит на весь трест. Бригадир, скажи!

— Тетя шутит, — успокоил бригадир, — бьет по нашему самолюбию. — Он отогнул обшлаг стеганки и посмотрел на часы. — Ладно, пойду-ка я поинтересуюсь, в чем там дело.

Клавдия пошла с бригадиром. Идти далеко не пришлось: сойдя с нового пирса, они пересекли двор с кучами песка, с бетономешалкой и штабелями железобетонных плит и очутились у стенки, о которую терлась баржа с надстройками. В одной из них копались в машине два чумазых парня.

— Какого же вы. — Бригадир оглянулся на Клавдию и, сделав многозначительную паузу, начал в другом ключе: — Какого же вы черта копаетесь?

— Не заводится, — сказал один из чумазых.

— Не заводится, — обернулся бригадир к Клавдии. — У них не заводится.

— Наряд вы получили с утра, где же вы раньше были? — Клавдия обращалась к чумазым механикам. Те не отвечали.

— Не будьте невежами, — сказал бригадир. — Товарищ… Извиняюсь, как ваша фамилия? (Это относилось к Клавдии.)

— Баранова моя фамилия.

— …Товарищ Баранова проверяет соцсоревнование. Она спрашивает, где вы были раньше?

— Где были, там нет, — ответил механик.

— За двадцать минут заведете? — спросил бригадир.

— Заведем, — заверили механики.

А Клавдия, выслушав одним ухом этот диалог, направилась к диспетчеру. Тот сидел в длинной, унылой комнате, за столом, покрытым грязной бумагой. В комнате было неуютно, сумеречно.

На голове у диспетчера — большая морская фуражка с лакированным козырьком. Из-под козырька пронзительно смотрели маленькие круглые глаза. И личико у него маленькое, с узкими скулами, заросшими седой щетиной.

— Главное в нашем деле — не волноваться, — сказал он. — Что волнуешься, что нет — результат один.

— Может, они заранее не знали, где им работать, эти механики?

— Знали, — спокойно сказал диспетчер. — Распоряжение отдано еще вчера. Утром, на планерке, начальство ничего не меняло.

— Так что же вы… — начала Клавдия.

— А что же я? — перехватил диспетчер. — Я, знаете ли, не бог, не царь и даже не герой соцтруда. Что мне положено, я делаю, за других работать — не могу и не желаю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
И власти плен...
И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос. Для чего вы пришли в эту жизнь? Брать или отдавать? Честность, любовь, доброта, обусловленные удобными обстоятельствами, есть, по сути, выгода, а не ваше предназначение, голос вашей совести, обыкновенный товар, который можно купить и продать. Об этом книга.

Олег Максимович Попцов

Советская классическая проза