– Какие-то проблемы? – Ирокез яростно жевал жвачку, чередуя чавканье со словами, обращенными к женщине. – Это что за молчаливое отношение ко мне?
Не дав никакого ответа, Джинкс встретила взгляд Ирокеза с потрясающим спокойствием. Ее тоненькое, худое тело, свернутое в позе богомола, лежало ровно в том же углу, в который Ирокез швырнул ее почти час назад. Первые тридцать минут поездки Джинкс просидела там, с руками, связанными за спиной, терпеливо работая метательным ножом из нержавеющей стали, который она перепрятала из подкладки кожаного жилета в связанные руки. Лилли была первой, кто заметил, что она делала. Маскируя деликатный процесс транспортировки ножа из складок одежды в ладонь правой руки, Джинкс начала серию пронзительных оскорблений и угроз, адресованных Ирокезу в частности и всему подразделению Брайса в целом. Лилли с удовольствием присоединилась. Когда остальные поняли, что происходит, они тоже начали ныть по поводу того, что их захватили против их воли, обращаются с пленниками как с вещами, и за кого их вообще держат все эти люди? Ссора обострилась. Ирокез начал орать на них в ответ, а потом наконец встал, подскочил к Лилли и отвесил ей затрещину.
Удар был произведен примерно в середине пути – примерно тогда, когда Брайс огибал Хартсфилд, – и шок, вызванный им, заставил всех замолчать. В этот момент Джинкс успешно переместила рукоять ножа в правую руку и лезвием клинка начала пилить кабель, связывавший ее запястья. Следующие тридцать минут были потрачены на осторожное, но уверенное пиление, пиление и еще раз пиление, пока все остальные неуклюже пялились на покрытый пятнами сажи пол. Тишина привела Ирокеза в расслабленное, отвлеченное состояние. Теперь, когда он разогнулся в полный рост в тесной камере, душок от его тела и запах кордита начали расходиться по помещению, а пряди его ирокеза почти каснулись потолка. Белладонна в его нервной системе искрилась – по ту сторону глаз.
– Я не думаю, что вы, ребята, понимаете, насколько честно мы с вами обошлись. Мы могли с тем же успехом избавиться от вас прямо там. Откуда такое отношение?
Джинкс почти безмятежно смотрела вниз в состоянии дзена – будто кобра, спокойная перед броском.
– Я понятия не имею, о какой херне ты говоришь.
– Что ты сказала? – Долговязый Ирокез сделал шаг ближе и поднял дуло штурмовой винтовки. Он сердито посмотрел на Джинкс.
В тот момент фургон содрогнулся, поворачивая вокруг какого-то острого угла в подземном парковочном комплексе. Ирокез пошатнулся, практически потеряв равновесие. Он зло зыркнул:
– Не могла бы ты ответить мне, пожалуйста? У меня плохо со слухом. Какого хрена ты только что сказала?
Джинкс подняла на него взгляд:
– Я сказала, что не имею ни малейшего, мать твою, понятия, о чем ты бормочешь. – Она растянула губы в ледяной улыбке. – Возможно, это твой стиль – лепетать, а не кусаться. Возможно, ты как раз из тех ребят, которые много болтают, чтобы скрыть, насколько мал их член.
Давление воздуха в фургоне неожиданно усилилось, тишину нарушали только слабые вибрации и скрип шин фургона, когда караван совершал резкие повороты. Ирокез уставился на Джинкс, чрезвычайно ошарашенный наглостью этой коротко стриженной женщиной с кучей татуировок. В действительности в это долгое мгновенье, мужчина пялился на нее так, словно само существование этой дерзкой сопливой амазонки просто не укладывалось у него в голове.
Наконец человек по имени Сомс пожал плечами. Он показал пожелтевшие зубы, опустил оружие и усмехнулся так, будто с первого раза понял шутку. Фургон опять тряхнуло, будто он тормозил. Снаружи раздавались голоса, эхо скакало от стены к стене на каком-то глубоком уровне парковки. Однако Ирокез, кажется, ничего этого не заметил. Он продолжал скалиться.
– Я понял, правда, серьезно, теперь я понял, откуда вы такие беретесь с этими вашими… – Скорость, с которой Джинкс вскочила на колени и вогнала кончик овального лезвия Ирокезу в ухо, заставила Лилли подскочить. Мужчина выгнулся, его глаза закатились куда-то к основанию черепа, руки застыли, бесполезно сжимая ложе штурмовой винтовки. Джинкс вонзила клинок глубже. Мужчина бился в конвульсиях с ножом, наполовину торчащим из уха, пока не врезался в стену напротив Лилли. Кровь фонтаном вырвалась из его головы, когда он рухнул на пол, будто ребенок в истерике.
Он умирал, сидя в крови и спинномозговой жидкости, когда болты на фургонной дверце неожиданно грохнули на все помещение. Резкий звук заставил всех вскинуть головы и посмотреть назад. Пленники – включая Лилли – вытаращились, парализованные нерешительностью. У них было несколько секунд, чтобы начать контратаку, если они вообще были на нее способны.
Три… два… один…