Ходит Дрёма возле дома

Я ненавидел Егора тайно очень много лет. Мы всегда были соперниками. И он был лидером. Ему пророчили великое будущее, как бойцу, как альфе. Я всегда ему проигрывал. Он лучше стрелял, быстрее бегал, и даже решал задачи без помарок. Я ни в чём не мог его превзойти. Эта ревность была заглушена родной матерью. Как Алёна умудрялась взрастить полное равенство при явном неравенстве, оставалось тайной. Но потом матери не стало, и зависть, ревность стали взрослеть вместе со мной. И вот однажды Егор мне всё-таки проиграл, на велике я его обогнал.  Я так гордился собой, я понял, что нихрена не второй, что есть шанс побороться. И тогда все мои братские чувства были уничтожены одним поступкам подлого Герыча. Он не смирился со своим проигрышем. Облил меня бензином и безжалостно кинул в меня горящей зажигалкой. Физическая боль  была нестерпимой, я потерял сорок процентов кожных покровов. Они со временем восстановились, тело скрыло насилие, но на душе осталась рана, которая кровоточила. И безжалостные лютые глаза Егора, навсегда засели в памяти. Я выживу, а то что страдаю, ему пофиг.

И даже когда нас разделили с Егором, я не забывал то, что ненавижу его всем сердцем. И в этом я тоже имел над ним преимущество, потому что брат, несмотря на всё свои поступки, меня любил. Другим могло показаться, что я уступил Луизу ему. Но это ложь. Я ненавидел Егора всю его жизнь, мне ничего бы не стоило его угробить и занять его место. Я ушёл, чтобы дать шанс другому волку убить его.

 И я люблю Луизу.

Она бы не приняла меня. И даже сейчас, когда кроме меня ей не к кому бежать, сдавалось, что я не буду так любим, как Егор. Это надо было видеть, это надо было чувствовать, как сильно она его любит, это чистейшая зависимость. Разве я мог хоть чем-то её обидеть? Нет.

Я уступил брату. Это меня и спасло в данный момент, когда Дрёма пытался завладеть мной. Разве это не сила? Люто ненавидеть кого-то и не дать этой ненависти вылезти наружу. Да, я ликовал, что брата больше нет, но и это погибло в моей гадкой душонке. Зарыто навсегда, и никто не узнает, как я мерзок на самом деле.

– Только сильному человеку выпадет такой волк, как Дрёма, – подсказывал Нил Ильич откуда-то из другой вселенной, в которую меня не пускала гигантская чёрная тварь.

– Дай мне волю, – рычал утробным басом волк внутри моей головы. – Мы уничтожим мир людей и станем править этой планетой.

Я болезненно рассмеялся. Наверно, не было ни одного оборотня, который не желал бы уничтожить людей.

Зверь навалился на меня, он душил меня, давил, уничтожал и порывался разорвать на куски. Я сопротивлялся, но силы были на исходе. Я кричал, орал, пытаясь вырваться из его лап.

– Ты сильнее его! – голос Лихо. – Георгий! Ты справишься! Пришпиль эту тварь!

Тварь на минуту оставила меня в покое и попыталась вырваться наружу, чтобы убить Лихо. Мне всего двадцать семь, а я уже сравнялся с Вечными, которым больше трёх веков. Дар ли это, или наказание? И сколько я проживу с такой акселерацией? И нужно ли жить, когда такое соседство невыносимо жестоко уничтожает всё живое во мне. Человек погибал, наполняясь какой-то гадостью, чёрной жижей, что чавкала, извергая наружу идеи полного уничтожения всего живого.

Нил Ильич видимо подумал, что мне не справиться и принялся мне подсказывать совсем другой вариант действий.

– Усыпи его. Усыпи своим смирением.

А ведь Лихо мог убить меня в таком состоянии. Хотя, нет. Если бы он на меня напал, Дрёма бы вышел наружу.

Я всем всё простил. Дрёма с этим не согласился. Я перестал бороться с ним, тужиться и надрываться. Успокоился и стал тихо напевать:

– Обязательно по дому в этот час

Тихо-тихо ходит Дрёма возле нас…

Зверь метался, не знал, куда выплеснуть свою силу. Нужно было куда-то её деть, просто так он не уснёт. Было б хорошо, если бы Лихо пострадал. Но появился сладкий манящий запах.

– Нет!!! – заорал я, цепляясь за волка, который рванул к своей самке.

Не вовремя появилась Луиза. Хорошо, хоть в облике волчицы. Я пытался сберечь её от себя. Я старался. Медленно, уравновешенно не теряя контроля, я уговаривал Дрёму, что эта та, которая родит нам потомство. Я усмирял его своим терпением. Укрощал, когда волчица заверещала от боли. Обуздывал, когда она уже замолчала, и запахло её кровью.

Волк пометил волчицу. И я очень надеялся, что не ценой её жизни.

– Моя, – рычал Дрёма. – Теперь она моя.

– Отойди! Гоша отойди от неё! – Лихо боялся подходить ко мне близко.

Туман рассеялся. Я сидел голый, весь исполосованный, израненный  своими же когтями. Пальцы сжимали сухую траву. Перед глазами всё прыгало. Я видел, как Нил Ильич уносит на руках серебряную волчицу всю испачканную в крови.

– Куда?! – зарычал зверь внутри.

– Лу, – выдохнул я, всё с тем же мировым спокойствием.