Ходок

Да, он злился! И кто бы на его месте не злился, если бы всю ночь бешеным зверем промотался по лесу, раз за разом теряя след?! При том что грамарец весил немало и должен был оставить хорошо заметные следы на влажной после дождя земле! Это дорога успела просохнуть, а в лесу от неосторожного движения до сих пор с листьев капало! Но Ивер с трудом нашел место, где это чудовище сошло с тракта, а вскоре и вовсе потерял, отчего потом ходил кругами, выискивая следы крови, поломанных веток и обрывки собственного заклятия! Эти обрывки он, как и всякий магистр, разумеется, прекрасно видел, но они каким-то непонятным образом уводили его в лес, совершенно не туда, куда вели следы умчавшегося скакуна. Потом заклятие долго петляло по чаще, издевательски кружа и бесконечно пересекаясь, и наконец неумолимо возвращало Ивера обратно. Будто леший его кругами водил и полночи душу выматывал! По всем буреломам и оврагам провел, под каждый куст заглянуть заставил, насмехаясь над усилиями уставшего воина. А потом, вдоволь натешившись, вернул его туда, откуда увел, и, злорадно завязав кончик последний ниточки озорным бантиком, бесследно исчез. Ну разве такое бывает?

Неудивительно, что внезапное воскрешение пацана, которого наемник совершенно искренне полагал увидеть мертвым, привело Ивера в столь неуравновешенное состояние. Он решил, что на того самого лешего и наткнулся! Больно неожиданно Белик вывернулся из-за дерева и громко гаркнул сзади: «Бу!» Ивер дернулся, конечно, прицелился, еще не зная, в кого и зачем, и не сразу понял, почему вдруг мир перевернулся вверх тормашками, а левая скула горит, как в огне. Похоже, у Курша хорошо поставлен удар правым передним копытом.

Вот, собственно, и все. Если, конечно, забыть о тучах злобно жужжащей мошкары и липкой паутине, которая, кажется, вся собралась за эту ночь на его лице. Если не вспоминать про изгвазданные в грязи сапоги и промокшие по колено ноги. Смолчать про порванный плащ и изрядно вымазанный в какой-то дряни правый рукав… Осталось только сесть на пенек, подпереть голову рукой и спокойно помереть, чтоб больше не мучиться.

— Так. Ладно, — живо провернулась на месте Белка. — Мы спешим или нет? Время-то идет, распухшие вы мои, наниматель ждет, а я еще обещал в село вернуться, подарок красивой девушке поискать… Лакр, ты долго будешь штаны протирать? Вперед, увальни краснолицые, я готов.

В сторону Гончей повернулось шесть наемников с красноречивыми следами бурно проведенной ночи на лицах. Белку внимательно оглядели с ног до головы. Оценили. Мужчинам, правда, потребовалось некоторое время на осознание того, что хитро прищуренная физиономия мальчишки — единственная, на которой не было ни следа от укусов. Похоже, ему одному повезло нормально выспаться и перекусить, он был безупречно чист и сиял, как ясно солнышко, полный сил и здорового веселья. А еще тщательно скрывал насмешку при виде их обезображенных лиц.

— Э-э-э, — Белка примирительно выставила руки, когда во взглядах наемников появилось желание уменьшить отделявшее их от нее расстояние. — Я ж только предложил! Можем и обождать с недельку, пока отек сойдет! Мне-то что? Не у меня же сроки горят!

Стрегон прикрыл немилосердно зудящие веки. Но деваться было некуда: заказ связал их по рукам и ногам. Не было времени отдыхать и приводить себя в порядок. Хочешь не хочешь, а идти надо, даже если голова гудит, как медный котел, в глазах — серый туман, кожа горит, будто кипятком ошпаренная, а внутри — такая отвратительная слабость, что не хочется даже рот лишний раз открывать.

Проклятье… ну и влипли же они с этим заказом!

— Собирайтесь, — бросил негромко вожак и, подавив тяжелый вздох, первым заставил себя подняться.

ГЛАВА 8

По закону подлости этот день, отвратительно начавшись, явно намеревался стать еще хуже. В первую очередь потому, что эльфийская мазь оказалась бесполезной и совершенно не помогала. Похоже, с каждым часом дела у наемников шли все хуже и хуже. Даже у Ивера, которому посчастливилось избежать атаки мошкары у реки, но который с лихвой восполнил этот пробел встречами с лесными кровопийцами и паутиной. Причем ему самому в какой-то момент показалось, что эффект от ночной прогулки получился не меньше, а то и больше, нежели у скрипящих зубами побратимов: всего за несколько часов лицо и шею у него раздуло так, что они, казалось, вот-вот лопнут.

Кожа у всех натянулась, едва не затрещав от напряжения. Глаза превратились в две узкие щелочки, губы стали похожи на оладьи, нос безобразно распух, и из него постоянно сочилась какая-то прозрачная дрянь, а щеки стало из-за спины видать. Даже от легчайшего прикосновения голову пронзала такая боль, что привыкшие к ранам и виду крови братья начинали тихо шипеть.