Хофманн

Роберт засмеялся. Он был на два года старше Пьера и на столько же моложе Жанетт — средний ребенок в семье. И, как все средние дети, был веселого нрава и с легкостью относился к жизни, чему немало завидовали его брат и сестра. Он был выше Пьера, такие же темные волнистые пряди волос, но лицо посветлее. И огромные, как у Жанетт, глаза и такой же чарующий, как у нее, смех.

— Что ты собираешься делать — у тебя есть какие-нибудь планы? Может быть, ты хочешь сначала немного отдохнуть?

— А что, если мы сходим к «Черту» выпить по чашечке кофе? А так — никаких планов. Как дела у Пьера и Жанетт?

Роберт посмотрел на него и улыбнулся.

— О’кей! Пойдем пить кофе. У обоих все в порядке. Вечером мы все вместе можем куда-нибудь сходить поужинать. Хочешь, я прямо сейчас позвоню?

— Валяй!

Винсент кивнул и, пока Роберт звонил, оглядел комнату. Маленький столик справа, на котором стояла лампа со стеклянной колбой, Роберт привез из Испании, из Толедо. Это был образец отличной инкрустации, в рисунке ее причудливо переплелись черты мавританского, еврейского и испано-христианского стилей. Напротив, у стены, книжный шкаф: романы, книги о музыке, кино, театре. В левом углу комнаты небольшой обеденный стол. За ним, на стене, рядом с таиландским бумажным зонтом, висел и огромный рекламный плакат великолепного фильма Арианы Мнушкиной «Мольер». Винсент видел этот фильм, и даже два раза — так он ему понравился. Два больших кресла и множество цветов в вазонах придавали комнате атмосферу уюта. Позвонив, Роберт вернулся в комнату.

— Все в порядке, о’кей! Мы встречаемся в восемь у Жанетт. Она для нас что-нибудь приготовит.

— Но я думал, мы поедим где-нибудь в ресторане. Зачем ей себя утруждать? Я полагаю…

— Это было ее предложение. Она хочет в честь твоего приезда приготовить ужин. Ну что, пошли?

Смутившись, Винсент взял пальто и последовал за Робертом. Они спустились вниз по Имбергассе, повернули налево в Шнайдергассе и за рестораном «Хазенбург» еще раз налево, к площади Андреасплатц. По дороге Роберт спросил, как поживает семья Винсента, его жена, брат. О Патриции Винсент выразился в шутливом тоне: у них проблема — брак превратился в привычку, и они ищут выход из этого положения. Говорить об Эдварде было тяжелее. Он хотел было рассказать о смерти Марджи, но они были уже у цели. Суматошная городская жизнь обходила стороной эту маленькую средневековую площадь, оазис покоя. В центре площади журчал фонтан, на вершине его восседала обезьяна в куртке и шляпе. Площадь окружали жилые дома, и только справа, в доме №15, приютилось кафе «Цум Тойфель» — «К черту», любимое место встреч художников. Винсент предвкушал встречу с владельцем кафе, такие встречи с ним всегда ему были в радость. Он познакомился с Домиником Томми, содержавшим это кафе для людей искусства вместе со своей женой Моникой, лет десять назад, и когда Доминик со своим другом Альбертом ле Вис совершали турне со своим знаменитым «Кривым театром». Винсент помнил хвалебные отзывы в швейцарской, французской и немецкой прессе. Потом этот удачный, успешный союз, подаривший такие великолепные скетчи — Винсент их видел, — распался, и каждый пошел своим путем.

Вскоре после того, как они познакомились в Берне, Доминик рассказал о своей постоянно пополняющейся коллекции на тему черта и всякой чертовщины и о планах открыть театральное кафе — своего рода кабаре с постоянно меняющимся составом исполнителей со всего мира. Стены небольшого зала кафе были увешаны картинами, гравюрами, рисунками, коллажами, изображавшими черта и его похождения. Иногда Доминик поверх этой постоянной экспозиции вывешивал щиты, изображавшие нечто другое: например, щиты, на которых рассказывалось о борьбе Гражданской инициативы за сохранение средневекового облика и атмосферы площади Андреасо — в ней Моника и Доминик принимали самое деятельное участие. Борьба эта, кстати, и сейчас еще не завершилась.

Перед кафе стояли деревянные лавки и столы. Солнцезащитные зонты щедро давали тень. Было еще достаточно тепло, стояла сказочная осенняя погода.

Роберт сразу уселся на свободное место, вальяжно устроившись на лавке и вытянув ноги под столом. Винсент пристроил свое пальто на лавке напротив и спросил:

— Кофе со сливками?

Роберт кивнул. Винсент вошел в кафе. Здесь было самообслуживание. Стойка сразу же у входа. Если внимательно изучить ее витрину, нельзя было не оценить великолепные произведения кухонного искусства Моники — пирожные, фруктовые и овощные салаты в больших салатницах. На дощечке справа, на стене, перечень подаваемых в «Черте» сортов чая, так как лицензии на продажу алкоголя у Доминика не было. Он считал, что так лучше, несмотря на меньшую прибыль. Его большую широкую фигуру со слегка вьющимися густыми седыми волосами на крупной голове Винсент узнал сразу, хотя Доминик стоял к нему спиной и колдовал с двумя чайниками.

— Доминик, салют!