Он направился к своему дому, на пороге которого стоял огромный волкодав, глядя то на меня, то на своего хозяина. Ладно, подумал я, если не фестралы, так хоть собака.
До обеда я просидел у Хагрида, болтая о всякой всячине и делая наброски его берлоги, Клыка и его самого. Он попросил оставить ему два рисунка Клыка.
— Забирай хоть все, — сказал я, пододвигая ему с десяток изрисованных листов. — Я еще сделаю.
Хагрид просиял.
— Еще ж никто, никто нас с Клыком не рисовал! — потрепал он волкодава по голове. Я спросил:
— Можно я приду еще, твой огород нарисую и дом, и вот… — я поискал глазами, — какой-нибудь натюрморт.
Хагрид насторожился.
— Что ты последнее сказал?
— Натюрморт, — повторил я. — Это когда посуду рисуют и еду.
На его лице отразилось облегчение. Уже потом я сообразил, что, вероятно, окончание «морт» напомнило ему имя неназываемого.
Большую часть времени после уроков я сидел в библиотеке, возвращаясь в подземелье только на ночь. Работать в слизеринской гостиной было физически невозможно — слишком шумно, слишком людно, слишком много отвлекающих моментов. В библиотеке никто не шумел, и к тому же, здесь я мог читать книги, которые не давали выносить с собой, и делать записи нужных заклинаний. Когда мне надоедало работать, я рисовал. Я рисовал тех, кто приходит сюда заниматься — сделал даже несколько набросков Малфоя, который по какому-то недоразумению забрел в читальный зал, — рисовал привидений, иногда проплывавших между стеллажами (некоторые, заметив, что я их рисую, замирали, давая мне возможность получше разглядеть и запечатлеть их позу), рисовал мадам Пинс, строго поглядывавшую на сидевших учеников или работающую со старыми книгами, нуждавшимися в ремонте. Не всем нравились мои занятия — некоторые косились на меня с подозрением, — но никто ничего не говорил, тем более я делал наброски быстро, так что большинство даже не знало, что их рисуют.
В Хэллоуин я прогулял историю магии и вместо нее отправился в библиотеку писать очередные работы для Флитвика и Снейпа — «Регулирование интенсивности заклинаний: различные точки зрения на проблему в XVIII–XX веках» и «Виды мухоморов и их применение в зельеварении». По теме, которую мне задал Снейп, я нашел три академических монографии и несколько диссертаций. Это была огромная тема, учитывая количество разновидностей мухоморов и ареал их распространения на планете. Мне предстояло уместить все это на шести свитках и сдать через две недели. Помимо этого, я собирался полистать этику трансфигурации для шестого курса, потому что предложенные Макгонагалл трактаты оказались слишком расплывчатыми и только обозначали проблемы, но не решали их. Дарвин писал чуть более внятно, однако больше внимания уделял технике превращений и подходящим материалам. Дописав работу для Флитвика, с которым мы довольно активно проходили учебник, добравшись уже почти до середины, я приступил к мухоморам, но через полчаса махнул на них рукой, сунул книжки в рюкзак и отправился вниз, намереваясь немного побездельничать и заштриховать пару эскизов, сделанных днем ранее.
Хогвартс будто вымер. Представляя, какая пирушка идет сейчас в Большом зале, я устремился по коридору, надеясь, что гостиная Слизерина пуста, и можно будет спокойно посидеть у огня. Откуда-то раздавался непонятный шум. Завернув за угол, я едва не врезался в Макгонагалл и Снейпа, спешивших мне навстречу. Где-то позади мелькал Квирелл в своей вонючей чалме.
— Почему вы не внизу! — раздраженно проговорила Макгонагалл, проходя мимо и едва взглянув на меня. — Немедленно спускайтесь следом за всеми!
Видимо, на лице у меня возникло вполне отчетливое недоумение, поскольку Снейп вдруг остановился и спросил:
— Где вы были?
— В библиотеке, — я пожал плечами, предполагая, что сейчас мне влетит за прогул Биннса. Макгонагалл замерла как вкопаная. Я посмотрел на Снейпа и тут впервые в жизни почувствовал, как это, когда в твой мозг вторгается чужое сознание. Снейп поймал мой взгляд и секундой позже оказался внутри моей головы, вытягивая воспоминания, словно пылесос. Через мгновение я увидел себя в библиотеке в окружении книг и свитков: вот я читаю, пишу, собираюсь, иду по коридору… Еще миг, и Снейп покинул мою голову, утратив ко мне всякий интерес. Макгонагалл, кажется, ничего не заметила — дело заняло доли секунды. Они быстро свернули в другой коридор. Поотставший от них Квиррелл рассеянно посмотрел на меня и пустился их догонять.
Я стоял, потрясенный. Так вот, значит, что чувствовали люди, когда я забирался в их головы… хотя, возможно, магглы не способны понять, что внезапные воспоминания означают чужое вторжение. Но Снейп — зачем он это сделал? Словно во сне, я направился к лестнице в подземелье. На всем пути мне больше никто не встретился.
Гостиная Слизерина была полна народу. Видимо, вечеринка переместилась сюда, потому что столы были накрыты, старшеклассники занимали лучшие места, а первые два курса теснились у лестницы и по углам. Не собираясь здесь задерживаться, я направился в спальню, но тут меня заметил Нотт.