— Проходите, — Дамблдор впустил меня в свой кабинет. — Устраивайтесь, — он указал на кресло подле большого стола. Но я едва его услышал, настолько странное впечатление оказала на меня эта круглая комната. Такого насыщенного изобилия и разнообразия магических предметов я в Хогвартсе еще не видел. На стенах висело множество портретов колдунов и ведьм, которые, по обыкновению, занимались своими делами — дремали, тихонько переговаривались или наблюдали за происходящим. На полке над столом я заметил шляпу, распределявшую нас по домам. Огромный стол был заставлен причудливыми приборами; некоторые механизмы висели на стенах, и об их назначении можно было только догадываться. На насесте рядом с дверью сидела большая птица с яркими алыми, малиновыми и огненно-рыжими перьями. Она взглянула на меня и переместилась чуть ближе к столу.
— Это Фоукс, — произнес стоящий рядом Дамблдор. — Феникс.
Я протянул ему папку с рисунками и снова взглянул на феникса. Птица казалась неестественно роскошной, и я с трудом представлял ее в природной среде. Дамблдор направился к столу. Я оторвал глаза от феникса и уселся в большое кресло. Дамблдор сел напротив и раскрыл папку.
— Вы много работаете, — сказал он, медленно перелистывая рисунки.
— Да не особо, — ответил я, думая о том, что совсем забросил историю магии и едва справлялся с астрономией.
Дамблдор метнул на меня быстрый взгляд.
— Я встречал ваши рисунки даже на кухне.
— А, в этом смысле… не так много, как хотелось бы.
Дамблдор продолжал листать рисунки. Вот спящий у очага Клык… Нотт, склонившийся над учебником… интерьер слизеринской гостиной… паук в коробке… натюрморт из груш и винограда… портрет эльфа… портрет Хагрида… портрет Пирса… Поттер у огромного зеркала, в котором виднеются нечеткие фигуры его близких… снова натюрморты, портреты, интерьеры… Макгонагалл у окна… Снейп на вершине башни, отрешенно глядящий вниз… Квиррелл с чесноком и зажимающим нос троллем… темноволосый Дамблдор в образе кельтского воина с мечом в руке… всадник без головы на фестрале … Я уже давно перестал ощущать волнение, с которым переступил порог этого кабинета. Здесь было тепло и спокойно. Фоукс у двери клевал корм, ритмично работали механизмы на столе и на стенах, любопытные портреты пытались рассмотреть лежавшие перед Дамблдором рисунки, негромко переговариваясь и обсуждая то, что им удалось увидеть. Я же просто сидел, глядя в пространство перед собой и ни о чем не думая.
— Я не ошибся, — сказал Дамблдор, закрыв, наконец, папку. — У вас действительно талант. Ни в коем случае не бросайте это.
— Я бы и не смог, — ответил я. — Это для меня как дышать.
Возвращаясь к себе, я испытывал странную отрешенность и усталость. Мне хотелось поскорее добраться до постели и лечь спать. Однако скоро наступало время ужина, и я решил, памятуя о словах Дамблдора, сказанных в библиотеке, не пропускать его, а уж потом лечь и отоспаться, тем более что завтра наступал последний день каникул, и вечером приезжали мои соседи.
10
Начались занятия. Домашних заданий становилось все больше и больше, словно экзамены начинались не через несколько месяцев, а в феврале. С замиранием сердца я представлял, сколько же мне предстоит выучить по истории, чтобы сдать хотя бы на «удовлетворительно». Астрономию я регулярно списывал у Пирса, которому, кажется, все давалось легко — он получал высшие баллы почти у всех преподавателей, особенно для этого не напрягаясь.
— Зачем мне стараться, — сказал он как-то раз, когда я прямо перед уроком лихорадочно переписывал у него характеристики Плутона. — Я же не собираюсь в аврорат или еще куда-нибудь в этом роде.
— Куда ты не собираешься? — я оторвал глаза от пергамента.
— В аврорат. Это такая магическая спецслужба, — смешанная семья Пирса не изолировала его от магглов, и он одинаково хорошо чувствовал себя и в магическом, и в немагическом мире. — Ищут темных волшебников, — он усмехнулся, — ну или всякие темные делишки расследуют. Моего отца они даже приглашали к себе работать, только он отказался.
— Почему?
— Он ответил, что ему хватило сотрудничества с отделом тайн и что больше в министерские игры он играть не собирается.
Макгонагалл наконец-то оценила мои мучения на каникулах, поставив высший балл за описание работы с заклинаниями, но не торопилась проходить новый материал — мы шли только на пару уроков впереди остальных. Она все чаще задавала мне аналитические сочинения, которые, впрочем, не исключали копания в книгах, иногда в таких, где я едва понимал половину слов и был вынужден прибегать к помощи словарей. С Флитвиком все шло гораздо проще — мы благополучно закончили учебник для первого курса и с марта начали работать над темами второго.
— Ваша палочка, — сказал он как-то раз, — словно предназначена для чар! Вы не позволите на нее взглянуть?