Хохот Демиурга. Мысли в моей голове

Он с первого взгляда оставлял впечатление человека влиятельного. Я был уже изрядно пьян, но сразу же обратил внимание на то, как он вошел и небрежно охватил обстановку в баре. Видимо, ключевые для нашей судьбы фигуры врезаются в нас в первые же мгновения, не важно, сколько людей вокруг и в каком ты состоянии. Так у меня было с тобой, точно так же у меня произошло и с Никитой.

Не знаю, почувствовал ли рок тогда он, но сел за стойкой рядом. Заказал не знаю что, пил молча, ни на кого не глядя. И мне стоило бы молчать, замкнувшись в себе, как это обычно и бывало. Но алкоголь, ощущение знамения, бурлящее стремление измениться – ради тебя преуспеть, все эти компоненты вместе взятые развязали мой язык.

Какими точно словами, не помню, но я в лоб спросил, не интересуется ли новоприбывший картинами молодого художника. Он даже головой не повел в мою сторону. И стоило бы мне остановиться… Я был слишком пьян коктейлем из бури эмоций и алкоголя.

Я стал настаивать, оскорбляться и оскорблять, буянить. Не знаю почему он в ответ проявил такую реакцию, но это оказалась заинтересованность. Не картинами, разумеется – творчество продают не словами, Никита заинтересовался мной, должно быть от пресности и со скуки.

А я всё говорил и говорил – о несправедливом классовом разделении, о том, что творцы не должны голодать, в то время, когда такие как он – посредственные…

Да, я говорил и говорил. Я видоизменял свои изначальные идеи, проецируя на него и выставляя его виновником. Мол, его смыслом жизни должна быть благодарность и содержание гениев. Я говорил очень много и глупо. И вдруг он спросил:

– А умереть ты не боишься?

– Умереть, – с презрением процедил я сквозь горячку, – зачем бояться смерти, если и так практически мертв?

Он молчал, блеском в глазах выдавая лукавую заинтересованность. Да он и не смог бы меня перебить.

– Что такое моя жизнь? Миллионы планов, которым не суждено реализоваться, – шпарил я: – отдать большую часть времени тем, кто мне дорог, написать что-то эдакое, посвятить себя творчеству и исследованию, за душой подтянуть тело – заняться спортом: сжечь жир вместе с ленью, научиться общаться с людьми и от процесса получать удовольствие. Один раз и навсегда полюбить людей, в конце-то концов! Как думаешь, что из перечисленного у меня есть?

Никита загнул брови.

– Ничего у меня нет – ни-че-го! Вместо того, чтобы быть с любимой, я сейчас в баре; вместо того, чтобы творить, я пьян; вместо гантель поднимаю бокалы; вместо общения – лента новостей. Буквально все мое существование – алкоголь и бездумное листание ленты. А, чтобы быть: надо пользоваться жизнью, а не интернетом.

Нет у меня ничего. Хотя подожди: есть скотское существование и нытьё! И лень правит балом. Пожалуй, дело даже не в лени, а в отсутствии сил, чтобы жить. Ты спросил, не боюсь ли я умереть? Зачем мне бояться смерти – если и так практически мертв!

…Тогда-то, моя любимая, я, в этой несвязной пьяной речи, впервые вслух предал свои идеалы, забыл, что я прислуживаю гениям, назвал свою цель бессмысленной. В этом я и раскаиваюсь перед тобой. Тогда-то, на борьбу с моей глупостью, вселенная и запустила противодействие в лице Никиты. Но до конца моего физического существования мне оставалось отречься еще два раза…

– Пойдем, – сказал Никита без особых раздумий, – покажешь мне свои картины.

Он скупил все мои работы из мастерской, включая незаконченные – авансом. Даже не глядя, но я на это не обращал особого внимания, вскруженный эйфорией, что мои картины, наконец, оказались кому-то нужны. Я открывал полотна, озвучивал придуманную на ходу стоимость, Никита отсчитывал купюры. Словами не возможно передать, сколько счастья сконцентрировалось в том моменте. А потом я открыл пылившуюся бутылку коньяка и мы разговаривали до утра, вернее, Никита, не перебивая, наблюдал за извержением моих мыслей.

И на какое-то время всё успокоилось в моей жизни. Мы с тобой начали жить вместе, я стал много писать, считая свои картины востребованными, а, значит, не бездарными. Раз в неделю я встречался с Никитой – своим меценатом, другом, единомышленником. У меня появились деньги в достатке. Да, деньги, моя любимая, прекрасное обезболивающее для души. Но к сожалению, они только на время снимают симптомы.

Шло время, и я начал прозревать. Эйфория прошла, вновь наступило похмелье: кого я обманываю, нет ни капли таланта в моей писанине! А Никита… Что ему тогда нужно? Но не похоже, что он питает корыстные намерения. А что, если он в меня верит? Вот так вот ни с чего вдруг поверил в меня – я же про него ничего не знаю, кроме того, что он безмерно богат. А что, если он когда-то выкарабкался из схожих с моими обстоятельств? И теперь в меня верит. Очень важно, чтобы в тебя кто-то верил.

Значит, на свете уже два человека, ради которых я должен измениться, преодолеть, превзойти самого себя. Я должен стать выдающимся.

Помнишь наш тогдашний разговор, любимая? Ты невольно стала моей Евой, предложившей запретный плод. И как прародительница, ты тоже была полностью нагой.