Хохот Демиурга. Плаха и Веха

– Почему нет? Есть, разумеется, – делается серьёзным и отлипает от стекла, – надо свершить единственное возможное в этом мире волшебство – заставить исчезнуть свой мир.

– Ну да… – поддакиваю я и улыбаясь.

– Не пизди, мудак, если не врубаешься!

– Поясни тогда!

В этот раз Венины слова задевают сильно. Грань между тем, когда слова от тебя отскакивают как горох от стены и вонзаются пулей в душу – очень тонка.

– Как сделать, чтобы пропал мир? Надо понять, что ты не постоянно преследующий цель осёл, а сама цель и есть…

– Морковка, что ли?

Разочарованный Веня мотает головой, вновь прижимается к стеклу и отворачивается.

– Но у меня этого никогда не получится… Если даже выразить не могу, значит остается крайний способ.

– И что ты будешь делать? – спрашиваю аккуратно, чуя дурное.

– А я тебе покажу, может, даже поможешь. Идем, наша остановка!

– Нихуя! – смотрю в окно на пустынный склон к пустынному же в такую погоду парку на берегу Даугавы, – у нас через полчаса экзамен, забыл?

– Прошу, – в глазах бесконечная мука, – будет тебе уважительная причина на перенос.

Спускаемся со склона молча, отгоняю пугающие мысли – убеждая себя в их неправдоподобности.

– Все-таки куда и зачем мы идем? – страх принимает форму раздражения.

– Секрет, – бравирует севшим голосом, – большой-большой секрет.

И, вероятно, чтобы взбодриться, неуместно запевает:

Куда идем мы с Пятачком?

Большой, большой секрет.

И не расскажем мы о нем,

О нет, и нет, и нет.

Как зацикленный, без конца напевает одни и те же строчки. Я, завороженный, слушаю, как он не попадает в ноты. Все одно и то же, одно и то же:

Куда идем мы с Пятачком?

Большой, большой секрет.

Останавливается у древней, глубоко корнями вросшей в берег ивы, толстенный ствол которой нависает над водой. Сбрасывает рюкзак.

– Через пятнадцать минут экзамен, – пытаюсь образумить.

Веня достает из рюкзака веревку, взбирается по стволу, садится, свесив ноги. Несколько раз обматывает веревку вокруг дерева.

– Что ты хочешь сделать?

Пытаюсь подняться к нему, но ноги не слушают. Я в ночном кошмаре, вызванном грозой: ватные ноги и шум в голове не дают влиять – только наблюдать, холодея.