Хоккеист

Он снова смотрит в зеркало, пытаясь разобрать в темноте салона лицо Жени. Единственная, кто любит его просто потому, что любит. Не потому что надо заботиться и воспитывать, не потому, что надо создать крепкую семью, а то больше такого шанса с увядающей красотой может и не представиться. Не потому что он успешный, не потому что богатый — благо и то и другое никогда не было правдой. Неужели так трудно любить просто так, как любят дети? Наверное, трудно. Слишком много всего постороннего в жизни, слишком много факторов, которые делают простую, безусловную любовь невозможной.

Самый достойный пример — это брак. Можно написать много книг, сочинить массу песен, отснять горы фильмов о романтике и тонком, удивительном чувстве между мужчиной и женщиной, но в реальности все равно это чувство будет отнюдь не таким радужным. Романтика истлевает в считанные месяцы, а все что остается — это сухой расчет и способность терпеть безумства твоего партнера. В итоге, выбор кажется очевидным — мы выбираем не человека, а социальный статус. И не всегда даже выбираем. Чаще всего выбор делается за нас. В браке — хорошо. Холостым — плохо.

Дети — единственное, что должно быть важно. Божий суд — он ведь не на небе. Не после смерти пред ликом святого Петра. Он настигает нас куда раньше, еще при жизни. Божий суд — в отношении наших детей, в том, насколько сохраниться их детская, чистая любовь.

На трассе впереди вырастает, словно из-под земли, человеческая фигура. Нога вдавливает тормоз, шины визжат по асфальту, руки выкручивают руль, бросая машину в сторону, на встречку. Фигура на трассе стоит как вкопанная.

Машина замирает, чуть не коснувшись бортом странного пешехода. Недоуменно стонет Женя, которую едва не сбросило с сиденья на пол. Руки на руле слегка дрожат, в ушах звенит, в глазах скачут искры. Открыв дверь, Петр почти вываливается из машины.

— Ты что?!.. — он осекается, увидев, что перед ним — подросток. Грязный, со спутанными, давно нестриженными волосами, в каких-то несуразных лохмотьях. Глаза его по-кошачьи поблескивают сквозь свалявшиеся бесцветные пряди.

— Папа? — подает голос Женя. Щелкает, открываясь, задняя дверца. Петр делает осторожный шаг к застывшему, как столб, мальчишке.

— Эй, паренек, с тобой все в порядке? Слышишь меня?

— Слышу, — отвечает тот. Голос его звучит не по возрасту сипло и низко. — А вы меня?

Видение оставляет тяжелый, мутный осадок, отбирает ощущение времени и пространства. Патрик оглядывается, с трудом понимая, что стоит на льду, в рамке ворот. Цифры на табло показывают "три-один". Не в пользу Монреаля.

— Эй, голли! — игрок в форме Калгари тычет в его строну крагой. — А ты не так хорош, как про тебя говорят!