Хоккенхаймская ведьма

– Тут ты прав, сдается мне, что здешний люд шутить не будет, да и непростые это воры, они баржи хмеля воруют, по четыре тысячи монет за них берут – за двадцатую часть такой деньги нас всех в землю живьем закопают. Так что правильно ты боишься, – кавалер перешел на шепот.

– Так отчего же вы спокойны, экселенц?

– Так я свой последний страх года три-четыре назад потратил, когда с товарищами в пролом пошел. С тех пор бояться мне нечем стало.

Волков еще раз огляделся вокруг: и сверху от дороги, из кустов, и с реки, где стояли лодки с рыбаками на течении, хорошо было видно, как они с Сычом шепчутся. Те, кто вешал ведьму, могли сейчас за ними наблюдать. И он продолжил:

– Правильно делаешь ты, Фриц Ламме, что боишься. Страх не раз мне жизнь спасал. Может, кто из этих, кто ведьму вешал, сейчас на нас смотрит, вот только мы отсюда не уедем, пусть они хоть всех городских ведьм перевешают.

– А что ж искать-то будем, экселенц?

– Первое, что я хочу точно знать, грамотна ли она была, – кавалер кивнул на повешенную.

– Значит, бумаги будем искать, – констатировал Сыч.

Волков поднес ему к носу кулак:

– Тихо ты, чего орешь.

– Понял я, понял, – понизил голос Фриц Ламме. – Сначала выясним, грамотна ли была Вильма, а если нет, то кому бумаги украденные показать могла.

– Даже если и знала она письмо, бумаги те такие были, что только умному по разуму. Уж никак не воровке. Ничего с ними она бы не смогла сделать – нужно думать, кому из местных людишек эта ведьма могла их отнести. – Волков подумал немного и добавил: – Если, конечно, они ей в руки вообще попадали.

– А если они ей не попадались?

– Значит, будем искать, пока не узнаем, что нет их вовсе.

– Вот так, значит? – задумался Сыч.

– Да, так. Ну, есть мысли?

– Ну, так теперь есть, – продолжал Сыч задумчиво, – сначала возьмем за зад нашу красавицу.

– Какую еще красавицу? – удивлялся кавалер.

– Эльзу Фукс, что сидит сейчас в людской в гостинице нашей. Спросим у нее. Уж кто, как не она, знает, грамотна ли была Вильма.

– А дальше?

– А дальше пойдем к коменданту в тюрьму и взбодрим наших сидельцев – может, кто из троих скажет, кому Вильма могла умные бумаги отнести.

Вот за это Волков и ценил Сыча, тот всегда мог всю работу выстроить и все наперед разложить. Еще бы опрятнее был…

– Ты когда одежду постираешь?

– Сегодня, экселенц, – привычно обещал Фриц Ламме.

– Опять брешешь, опять меня обманешь!

– Клянусь, экселенц.

– Сыч, отберу у тебя колет с моим гербом. Весь замызган, а рукава, словно ты в грязи ковырялся. Мне стыдно, что ты мой герб носишь.

– Да клянусь же, экселенц. Сегодня же постираюсь.

Они шли к подъему, и Максимилиан подбежал к Волкову, чтобы помочь подниматься по скользкой глине, а сержант кричал им вдогон:

– Кавалер, а что с бабой делать?

Он взял алебарду у подчиненного и качнул повешенную.

– Что хочешь, – отвечал Волков, не оборачиваясь, – хоть в реку ее.

* * *

Ёган был хорошим человеком, нехитрым, но добрым, ответственным и нетрусливым. Он вставал всегда раньше Волкова. Заранее грел ему воду мыться, готовил одежду. Кавалер и не заметил, как перестал относиться к нему, как к простому холопу. Рано или поздно такие слуги, как Ёган, становятся людьми ближнего круга, доверенными людьми. Всё в этом крупном и сильном деревенском мужике устраивало Волкова, кроме одного. Этот болван мог угробить самую хорошую еду своей готовкой.

Кавалер недовольно отодвинул тарелку с пережаренной ветчиной.

– Не понравилось? Совсем? – спросил слуга, делая жалостливое лицо.

– Ты еще спрашиваешь? Ты куда столько жира налил, зачем так жарил?

– Так она постная совсем, боялся, что сгорит.

– Так в аду грешников не жарят, как ты эту несчастную свинину.

– Может, курицу дождетесь? Я поставил вариться.

– Поставил вариться и ушел? – негодовал Волков.

– Да, – кивал Ёган.

– Вот одно слово к тебе подходит – болван. Понимаешь? Болван, на лбу его себе запиши, чтобы не забывать.

– А что? – не понимал слуга.

– Я почему не могу есть с кухни? Боюсь, что отравят. Для того ты теперь за повара, а мою еду умудрился оставить без присмотра, сам ушел. Вот скажи мне, на кой черт мы тогда сами готовим, если с моей курицей на кухне любой может сотворить все, что угодно? Можешь мне ответить на этот вопрос?

– Ух ты, – сказал Ёган растерянно и поспешил прочь.

– Болван, ты хоть пиво не тут брал? – кричал ему вслед Волков.

– Нет, господин, на базаре брал, – отозвался слуга уже из коридора. – Пейте спокойно.

Кавалер не поленился, встал, водой сам сполоснул свой стакан и только после этого налил пива из кувшина. На полу лежал ковер, и так был чист пол, что даже босиком можно было ходить, но Волков так не делал и сапоги снимал. Ходил в дорогих легких туфлях, купленных в Ланне. Он остановился у зеркала. Удивился. Дорогой колет распахнут, под ним батист с орнаментом. Яркие шоссы. Богатая обстановка позади него. Нет, он все еще не привык к своему новому виду. К роскоши покоев. Из зеркала на него смотрел уже совсем не солдат, не гвардеец и даже не рядовой рыцарь, а сеньор, господин, нобиль. Постучались в дверь, то Сыч привел девицу.