Хоккенхаймская ведьма

– Нет, лежал бы сейчас холодный. А господин наш сам одного бандита зарубил. И еще одного ранил. В городе ненавистников у него много, только недавно к нему приходили мужи с оружием, ты же сам видел, а ты говоришь «задарма». Не каждый золото за такие «дарма» захочет.

Волков удивленно слушал здравые рассуждения совсем молодого человека, затем указал на юношу пальцем и сказал Ёгану:

– Молод, а все понимает, не то что ты, дурень!

Глава 21

Комендант Альбрехт был немолод, но бодр и, увидав кавалера, стал споро вылезать из-за стола, цепляясь за всё вокруг еще более старым, чем у Волкова, мечом. Кираса на коменданте была столь же древняя. Как он только не мерз в ней, сидя в холодном помещении. Комендант подошел к рассерженному кавалеру и заговорил примирительно, но без всякого заискивания, как воин с воином.

– Вы уж простите меня, друг мой, но и вы, и я знаем, что такое дисциплина, сиречь повиновение пред старшими! – Он поднял вверх палец.

– И кто же отдал вам приказ? – холодно спросил кавалер.

– Ну а кто, как не первый секретарь суда. Он прислал смету на содержание арестантов, а в ней приписка: незамедлительно выпустить всех, кто не записан в судебный реестр, то есть все те, кто не ждет суда, должны быть отпущены. Все бродяги, шлюхи и дебоширы, драчуны и похабники – все пошли на выход. Вот и ваши тоже пошли, в реестре их не было.

– Могли бы и предупредить меня, – произнес кавалер с укором.

Старик встал близко, положил ему руки на плечи и, касаясь седой бородой его одежды, заговорил тихо:

– На словах… На словах велено было вас о том не предупреждать. Однако я послал к вам человека днем, но никого из ваших людей в трактире не было, была одна ваша служанка, молодая. Ей и передали на словах, что людей ваших вечером выпустят. Она вам не сказала разве?

– Что за служанка? – поинтересовался Волков.

– Почем мне знать, сударь мой, а у вас что, много служанок?

– Сыч, – позвал кавалер, – Эльза тебе что-нибудь передавала про сидельцев наших, что их отпускают?

– Ничего, экселенц, – подошел Сыч, – первый раз слышу.

– А эта, замарашка, как ее… жена Лодочника?

– А, эта, Греттель ее звали… – вспомнил Фриц Ламме.

– Точно, она ничего не говорила?

Сыч задумался, а потом озадаченно произнес:

– Так я ее со вчерашнего дня и не видел, не ночевала она в людской сегодня.

Волков стал еще мрачнее, захотелось ему найти виновного, да кто тут виноват, сам не оставил девку в тюрьме. Только на себя и пенять.

– Ну что, сударь мой, скажете, виноват я в том, что упустили вы своих сидельцев?

– Скажу. Вы не виноваты. Спасибо вам, господин комендант. – Волков поклонился ему, а старик обнял его как родного.

Когда Волков садился на коня, Сыч придерживал ему стремя и говорил:

– А я думаю, чего сержанта сегодня нет, думаю, проспал подлец, а он, видно, не проспал, видно, он боле не появится. Кажись, надоели мы этому городу.

Волков мрачно молчал, трогая коня шпорами, и поехал к трактиру, а Сыч запрыгнул на своего, догнал кавалера и продолжил:

– Что теперь делать будем, экселенц?

– Писать письма, – отвечал кавалер, думая о чем-то своем.

В трактире их поджидал еще один сюрприз. Как только кавалер вошел в залу, так к нему тут же устремился распорядитель Вацлав, еще издали начал кланяться и так старался, что Волков почувствовал недоброе. Так оно и вышло. Вацлав говорил вежливо и улыбаясь:

– Уж не сочтите за грубость, достославный рыцарь, но по велению хозяина нашего сказано мне взимать с вас плату за проживание в королевских покоях. Уж сегодняшний день будет для вас бесплатным, а за следующие дни, коли надумаете остаться, придется платить.

И был так любезен и ласков распорядитель трактира, что захотелось Волкову дать ему в морду, руки чесались, но кавалер сдержался: ни к чему на холопе срываться, коли хочешь господина проучить. А господином тут был бургомистр. Тот самый бургомистр, которого барон фон Виттернауф считал верным человеком.

Внешне Волков остался вежлив и холоден, съезжать из таких роскошных покоев ему явно не хотелось, и он спросил:

– А сколько же ваши покои будут мне стоить, если я надумаю сам платить?

– Два талера за ночь, – радостно сообщил распорядитель, – а также за людей ваших, что в людской ночуют, и за коней ваших в конюшне еще талер.

Тут уже кавалеру пришлось приложить усилия, чтобы не влепить мерзавцу оплеуху за такие-то цены. А Вацлав улыбался все так же ласково, кавалер скривился, ничего не ответил и пошел в свои покои писать барону письмо.