Хоккенхаймская ведьма

Лейтенант после сломал новый сургуч и взялся за другое письмо, в котором кавалер просит своего сослуживца вести к нему в помощь добрых людей, и побыстрее. А сколько тех людей, неясно было. И судя по тому, каков это кавалер, а уж лейтенант еще на ужине понял, что тот не промах и во многих тяжких делах был, то и люди, что придут к нему, окажутся такие же. И от этого начал лейтенант уже хмуриться, и лик его становился тревожен. И видя это, стал волноваться и почтмейстер, да только ничего он не мог поделать, стоял рядом с господином лейтенантом и тряс третьим подбородком, глядя, как тот ломает сургуч на последнем письме.

А оно и вовсе худое оказалось. Писал приезжий не куда-нибудь, а в Святой трибунал, прося святых отцов, чтобы скорее были, так как в городе, в котором господин Вайгель стражей командовал, ведьм много и все они богаты.

Отложил господин лейтенант письма и уставился в окно отрешенно. Задумался он. Как тут быть ему, что делать? Можно, конечно, письма эти скрыть, не отправлять, а приезжего убить, но, случись что, начнется новый розыск. Если кто спросит у почтмейстера, так разве этот жирный дурак не покажет на него, мол, господин лейтенант все забрал. Покажет, уж этот сразу покажет. А во имя чего ему, лейтенанту, рисковать? Во имя городского головы фон Гевена и старой ведьмы, что уже и ходить не может? Нет-нет, дела в городе были хороши, пока ими не стали интересоваться проворные люди, такие, как люди кавалера Фолькофа, а уж как они стали здесь рыскать, так пиши пропало, и убивать его смысла нет, не своей волей он тут рыщет. А значит, вместо убитого новый появится. Господин лейтенант протянул почтмейстеру пачку писем и сказал:

– Отправьте по адресу. Сургуч поправьте только.

Толстяк взял пачку трясущимися руками и отвечал:

– Непременно поправим.

– Что ж, тогда не буду вам мешать, – с этими словами господин лейтенант поспешил из почты прочь.

У него появились вдруг важные и срочные дела, а то письмо, что он писал своим знакомым добрым людям, когда хотел их в город для дела позвать – порвал, а клочья выбросил в лужу. Он был умный человек, знал, что делать, и торопился.

На площади перед ратушей было не протолкнуться: купцы, легкие возки, кареты и снова купцы. Улица высохла, и купчишки хоть еще и кутались в меха и пышные береты, но на ногах у них уже мелькали яркие летние чулки и легкие туфли. Местные держались особняком, их было значительно меньше приезжих, толпились они ближе ко входу в ратушу. Туда и поспешил лейтенант. Его там хорошо знали, ему кланялись. И он, собрав вокруг себя многих городских купцов, сказал им, что надобны ему деньги, кредит на двадцать две тысячи талеров. И что под них даст он в залог свой дом и свое имение, что находится в трех милях вверх по реке. А кредит он хочет взять под два процента в месяц.

Купцы дивились выгодности предложения, так как знали, что дом и имение главы городской стражи стоят много больше двадцати двух тысяч. Может, и на все двадцать восемь тысяч потянут. Они спрашивали, что за дело затеял лейтенант, но на этот вопрос тот лишь улыбался и грозил купцам пальцем, явно не желая раскрывать подробности. Тогда одиннадцать негоциантов тут же учредили ссудную кампанию, звали из магистрата чиновника, что ведает городской собственностью, двух нотариусов и попа со Святою Книгой. Чиновник магистрата писал им бумагу, что лейтенант городской стражи Вайгель есть честный житель города Хоккенхайма и не врет, что ему принадлежит в городе дом и поместье за городом, на то есть запись в книге регистрации собственности. Затем лейтенант клялся перед попом на Святой Книге, что его собственность более нигде не заложена и сам он долгов не имеет, а уже после всего этого была составлена нотариусами бумага ссудная на двадцать две тысячи талеров серебра земли Ребенрее под проценты месячные, и господин лейтенант торжественно ее подписал. Торговые дела и дела коммерческие промедления не терпят.

Волков еще только расплачивался в трактире за неплохой и недешевый съеденный им и его людьми обед, а господин лейтенант уже сидел в ратуше и считал свертки с серебром, что в мешках приносили ему от купцов доверенные люди. Негоцианты все еще пытались выяснить, зачем лейтенанту столько денег, но он все так же загадочно улыбался и не отвечал.

Глава 22

Волков не знал, чем заняться, вернее, он, конечно, знал, но понимал, что в сию минуту то, что ему хотелось бы сделать, осуществить непросто. Они с Сычом и Максимилианом разузнали, где находится дом Рябой Рутт. Поехали туда украдкой, как будто мимо проезжали, и все, что смогли разглядеть, так это забор и ворота.

– Да уж… – произнес кавалер, осматривая крепкие ворота. – И через забор такой не перелезть.

Забор был крепок, как и ворота, а по верху его шли острые шипы.

– А мы ее на улице возьмем, – обнадежил его Сыч. – Вот только, думаю, людишки нам понадобятся. Наверняка с ней тоже пара человек будет.

– Вот и выясни, кто с ней ходит.

– Выясню, экселенц, только вот куда мы ее повезем? В тюрьму-то нас уже, наверное, комендант не пустит с ней.