Так как Одесса с Константинопольской холеры сделалась очагом хронического ее развития и, несмотря на это, не переставали свирепствовать летом дифтерит и скарлатина, то в 1871 г. я отослал свое семейство на летний сезон за 560 верст, в торговое местечко, имевшее свой сахарный завод, – Калигорку (Киевская губерния, Звенигородский уезд), в которой и в предыдущее лето холеры не было. Мой родственник Ц. Ц. был там постоянным врачом и жил в полуверсте от местечка на хуторке, находившемся за небольшою речкой, местами пересыхавшею каждое лето, но в особенности высохшей в засуху 1871 г. Одновременно с этим обнаружилась холера в местечке после продолжительно свирепствовавших между жителями поносов. И в самую эпидемию холерные приступы большею частью обнаруживались там после 4–6-дневных, легких поносов, особенно между еврейским населением, осаждавшим в то время квартиру доктора беспрерывно. Понятно, что при этом неизбежно многие больные, дожидаясь прихода доктора, посещали ретирадник, выстроенный для прислуги, шагах в 60 от жилого дома, возле скотного двора. Ретирадник этот заднею частью своею выходил на фруктовый сад, отделяясь от него забором. В саду же вблизи ретирадника и ниже его был мелкий колодец, служивший для поливки, а под дождевою трубой сарая стоял большой чан для дождевой воды, которая в нем зачастую припахивала. Чтобы выяснить дело, необходимо сказать, что сад составлял бы исключительное место для детских игр, если бы на соседнем, скотном дворе не содержался забавный, старый козел, с которым вечно играл и возился мой старший 6-летний сын, пребывая при этом подолгу на площадке, находившейся между ретирадником и чаном с загнившею водою. Так как постоянная возня мальчика с козлом особенно пугала его бабушку, то последняя часто сопровождала и оставалась вместе с мальчиком на площадке, то отклоняя его от возни с козлом, то опять любуясь его ловкостью, – как вдруг бабушка после немногократных и безболезненных послаблений низом ослабела и получила непродолжительные корчи в икрах. На другой день она чувствовала некоторую слабость, но считала себя оправившеюся, как вдруг теми же припадками захворал ее внучек – с тою разницею, что после двух-трех испражнений и кратковременных корчей мальчик погрузился в спячку. Получив телеграмму о таком безнадежном положении его, я на другой день по железной дороге прибыл из Одессы в Калигорку и застал сына в той же глубокой спячке, с синими губами и с самым легким свинцовым оттенком на всем охладевшем и несколько влажном теле. Более заметна температура была на одном сильно запавшем животе, не издававшем ни малейшего тимпанического звука. В щели полузакрытых век виднелись белки вверх завороченных глаз. Дыхание было еле заметно, пульс малый до неуловимости, в стороне сердца трудно уловимое дыхание. В комнате я еще застал острый запах горчицы, оставшийся от усердного употребления раздражающих втираний. Так как в Одессе я видел уже много хороших исходов от употребления боткинскими последователями солянокислого хинина в холеротифе, то при объявленной врачами безнадежности положения я и решил все лечение ограничить этим средством и еще парным молоком в качестве питательного. В течение четырех суток, днем и ночью, каждые полчаса и через час быстро проводилась чайная ложечка раствора по пальцу, проведенному за корень языка и придавливавшему надгортанник, а затем после кратковременного отдыха давалась ложка парного молока, которое расходовалось чаще лекарства. В этот период времени израсходовано было более 50 гран хинина и не менее трех кварт парного молока. Утром на пятые сутки такого лечения и на восьмые от начала болезни стало более заметным правильное, хотя редкое дыхание. Пульс стал осязательным, хотя очень мягким, длинным и редким, до 40 ударов в минуту; стали заметны признаки возвращения сознания и рефлекторные движения в лице при укусах мух, и в течение нескольких часов проявлялись слабые усилия к рвоте, с которою, наконец, при поднятии больного вышел непрерывный, вершка в три длиною, плотный цилиндр, толщиною в мизинец, творога, смешанного с эпителием и сгустившеюся слизью желудка. После этого в течение часа рвотою были выброшены еще восемь подобных сгустков, покороче первого. С тех пор началось медленное выздоровление; на четвертой только неделе от начала болезни, от употребления раздражающего втирания, кожица на всем теле слущилась большими пластами, и по выздоровлении как последствие осталось ослабленное движение левой нижней конечности, деятельность которой восстановилась только с наступлением периода возмужания.
На шестой день после бабушки, а на пятый после ее внучка захворал тою же формою холеротифа и кучер, учивший мальчика возиться с козлом и потому остававшийся дольше его на площадке у того же ретирадника. При содействии горчичников и солянокислого хинина и кучер на восьмой день от начала болезни выписался здоровым из местной больницы. Но, придя домой, на ночь наелся печеного картофеля, до которого был большой охотник, – и в ту же ночь от рецидива холеры умер.