Холли

– Он стал первым, – говорит Холли. – Я уверена. И, кстати, что насчёт родственников остальных жертв? – Холли думает, что родственникам Эллен Краслоу из Джорджии будет всё равно, но Имани из трейлерного парка захочет узнать о её судьбе. Отец Бонни захочет узнать, и её мать тоже. Но в первую очередь Холли думает о Вере Стейнман, которой теперь останется только закинуться таблетками и упиться до смерти.

– Никому из них не сообщали, – говорит Джордж Уошберн. – Пока что. – Он кивает в сторону Тантлеффа. – Это его дело, вместе с начальником полиции.

Тантлефф многострадально вздыхает.

– Мы хотим дать следственным группам как можно больше времени, но нельзя рассчитывать, что молчание продлится долго. Кто-нибудь проговорится. В ближайшем будущем я проведу пресс-конференцию, которая не особо меня радует.

– Но перед этим вы расскажете ближайшим родственникам, – говорит Холли. Почти требует.

Иззи отвечает раньше Тантлеффа.

– Конечно. Начиная с Пенни Даль.

Своё слово вставляет Джером, и Холли думает, что он, возможно, тоже вспомнил мать Питера Стейнмана.

– Вы можете хотя бы не упоминать о каннибализме?

Иззи Джейнс потирает виски, будто пытаясь унять головную боль.

– Нет. Заседание большого жюри будет закрытым, но факты всё равно всплывут. Слишком большой накал страстей, чтобы держать в секрете. Родственники вправе узнать всё не из долбаного «Инсайд Вью».

Вскоре встреча заканчивается. Холли измучена. Она возвращается в свою отдельную палату – редкость, как пятая лапа у собаки – закрывает дверь, ложится и плачет, пока не погружается в сон. Ей снится, как Эмили Харрис приставляет дуло револьвера Билла к её лбу и говорит: «Я вставила патрон в пустое гнездо, назойливая ты сука. Кто теперь в дураках?».

2

В четверть третьего Холли будит другая медсестра, не та, что поделилась валиумом.

– Нам позвонила детектив Джейнс. Говорит, вы ей нужны. – Она протягивает Холли мобильный телефон и дезинфицирующую салфетку.

– Я в больничной часовне, – говорит Иззи. – Ты можешь спуститься?

Холли катится в кресле-коляске к лифту. На втором этаже она с помощью указателей находит дорогу в неконфессиональную часовню больницы Кинера. Там пусто, не считая Иззи, сидящей на скамье в первом ряду. В одной руке она небрежно держит чётки.

Холли останавливается рядом с ней.

– Ты сказала Пенни?

– Так точно. – У Иззи красные и опухшие глаза.

– Полагаю, всё прошло не очень гладко?

Иззи поворачивается и смотрит на Холли с таким несчастным видом, что Холли едва сдерживается, чтобы не отвернуться. И всё-таки отворачивается. Потому что Иззи сделала за неё грязную работу.

– Блядь, а как ты думаешь всё прошло?

Холли ничего не отвечает, и через несколько секунд Иззи берёт Холли за руку.

– Это дело преподало мне урок, Гибни. Как только ты думаешь, что уже видела худшее, на что способен человек, вдруг оказывается, что ты ошибаешься. Злу нет предела. Я взяла с собой Стеллу Рэндольф. Я знала, что мне понадобится помощь, а она лучший консультант-психотерапевт в департаменте. Она общается с копами после перестрелок. И в других случаях тоже.

– Ты сказала Пенни, что Бонни мертва, а дальше?

– А дальше я рассказала ей, как умерла Бонни. Что они с ней сделали. Я старалась смягчить… но она понимала, о чём я говорю. Или о чём я старалась не говорить. Сперва она просто сидела, сложив руки на коленях, и смотрела на меня. Как женщина, присутствующая на интересной лекции. А затем начала кричать. Стелла попыталась обнять её, но Даль оттолкнула её с такой силой, что Стелла споткнулась о пуфик и упала на пол. Даль принялась царапать ей лицо. Кожу она не рассекла – вполне могла, будь у неё ногти подлиннее, – но оставила большие красные отметины на щеках. Я схватила её в охапку, пытаясь остановить, но она продолжала кричать. Наконец, она немного успокоилась, или просто выбилась из сил, но этот её крик я запомню на всю жизнь. Одно дело принести кому-то новость о смерти; должно быть, я сообщала об этом раз двадцать, но всё остальное… Холли, как ты думаешь, они были в сознании, когда их убивали?

– Не знаю. – «И знать не хочу». – Она сказала что-нибудь обо мне?

– Да. Что больше никогда не хочет тебя видеть.

3

В лучах палящего послеполуденного солнца дома по обе стороны улицы кажутся заброшенными. Потрескавшиеся тротуары пусты. Джером думает, что Сикамор-Стрит (где нет сикаморов) похожа на съёмочную площадку фильма, уже отработавшую своё, но ещё не разобранную. Старый «Шевроле» Веры Стейнман стоит на том же месте, что и в прошлый раз, с наклейкой на бампере «ЧТО БЫ СДЕЛАЛ СКУБИ?» Хотел бы он знать, что делать или что сказать.

«Может, – думает он, – её не будет дома». Машина говорит об обратном, но, насколько он знает, она больше не на ходу, а у не просыхающей матери Питера Стейнмана могли отобрать права.

«Нужно убраться отсюда, – думает Джером. – Просто свалить, пока есть шанс».