Холли

Холли останавливается, рассматривая парк Дирфилд на другой стороне улицы. По большей части это мечта ландшафтного дизайнера, но здесь, на окраине Ред-Бэнк-Авеню, деревьям и кустарникам позволили бурно разрастись, и зелень пробивается сквозь кованую ограду, вторгаясь на территорию пешеходных дорожек. Холли замечает одну интересную вещь: неровный спуск, почти овраг, увенчанный каменным выступом. Даже с противоположной стороны улицы Холли видит, что камень сплошь покрыт граффити, так что, вероятно, там собираются подростки, покурить травку. С камня, как ей кажется, открывается хороший обзор на эту сторону авеню, включая автомастерскую. Интересно, думает Холли, сидели ли там какие-нибудь подростки тем вечером, когда Бонни оставила свой велик? Она вспоминает детвору, валяющую дурака на парковке «Дэйри Уип».

Холли натягивает галоши, заправляет в них брюки и идёт вдоль фасада здания мимо трёх подъёмных ворот, затем мимо офиса. Она не рассчитывает ничего найти, но всякое бывает. Дойдя до угла, она поворачивается и идёт обратно, шагает медленно, опустив голову. На земле ничего нет.

«Теперь самое трудное, – думает она. – Самая неприятная часть».

Холли идёт вдоль южной стороны здания, двигаясь медленно, раздвигая кусты и глядя под ноги. Окурки от сигарет, пустая пачка от «Типарилло», ржавая банка «Уайт Кло», и старый спортивный носок. Заднюю сторону здания она проходит быстро, потому что кто-то сливал здесь масло (ай-яй-яй!) и кустов тут меньше. Холли видит что-то белое и кидается к нему, но это всего лишь треснувшая свеча зажигания.

Холли поворачивает за дальний угол и снова начинает продираться сквозь кусты. Красноватые листья некоторых выглядят подозрительно маслянистыми; Холли рада, что надела перчатки. Велосипедного шлема нет. Холли допускает, что его могли забросить за сетчатый забор позади мастерской, но она, вероятно, увидела бы его, потому что там ещё один пустырь.

У переднего угла здания что-то блестит в глубине этих подозрительно маслянистых листьев. Холли отодвигает их в сторону, стараясь, чтобы ни один листик не коснулся её обнажённой кожи, и поднимает серёжку-клипсу. Золотой треугольник. Естественно, это не настоящее золото, просто импульсивная покупка в «Ти Джей Макс» или «Айсинг Фэшн», но Холли испытывает жаркий прилив возбуждения. Бывают дни, когда она не понимает, почему занимается этой работой, а бывают – когда она точно уверена, почему. И этот день именно такой. Ей придётся сделать фото и отправить Пенни Даль, но Холли не сомневается, что серьга принадлежит Бонни Рэй. Возможно, она просто слетела – с клипсами это случается – но, может, её сорвали. Вероятно, во время борьбы.

«А велосипед? – думает Холли. – Он стоял не за мастерской и не сбоку. Он стоял спереди. Я должна проверить, но сомневаюсь, что Браун и его агент по недвижимости ползали по кустам, как только что я». По её мнению, есть только один сценарий, в котором это имеет смысл.

Холли крепче сжимает серьгу, пока острые края не впиваются ей в ладонь, и решает вознаградить себя сигаретой. Она кончиками пальцев стягивает перчатки со смайликами, и кидает их на коврик под водительским сиденьем своей машины. Затем прислоняется к переднему колесу с пассажирской стороны, надеясь, что никто из проезжающих по авеню её не заметит, и зажигает сигарету. Пока курит, она рассматривает пустующее здание.

Докурив сигарету, Холли тушит её о бетон и прячет окурок в жестяную коробочку из-под леденцов от кашля, которую держит в сумочке в качестве переносной пепельницы. Она проверяет телефон. Пенни прислала фотографии дочери. Шестнадцать штук, включая ту, где Бонни верхом на своём велосипеде. Холли эта фотография интересует больше всего, но она просматривает и остальные. На одной Бонни и молодой человек – вероятно, Том Хиггинс, бывший бойфренд – прижимаются лбами друг к другу и смеются. Они стоят к камере в профиль. Холли движением пальцев растягивает изображение, пока весь экран не занимает лишь часть лица Бонни.

И тут, на мочке её уха, сверкает золотой треугольник.

3

Холли гораздо лучше умеет разговаривать с незнакомцами – даже допрашивать их – чем она представляла, но мысль о том, чтобы представиться этим гогочущим и сквернословящим подросткам на парковке «Дейри Уип», пробуждает неприятные воспоминания. Травму, если называть вещи своими именами. Такие же мальчишки безжалостно дразнили и насмехались над ней в старших классах. Девочки тоже, они по-своему проявляют ядовитую жестокость, но худшим из всех был Майк Стердевант. Он первым прозвал её Буба-Буба, потому что она (по его словам) буба-буба-бубнилка. Мать Холли разрешила ей сменить среднюю школу – о, Холли, деваться некуда, – но до окончания школы она жила в страхе, что прозвище будет преследовать её, как дурной запах: Буба-Буба-Гибни.