Она не хочет разговаривать с Эмерсоном. Ей хотелось хотя бы день не думать ни о чём, кроме расследования, поэтому она немедленно перезванивает, задержавшись лишь на секунду, прикуривая ещё одну сигарету. Железное изречение её матери, которое та вдолбила Холли в голову ещё в детстве:
Отвечает сам Эмерсон, поэтому Холли догадывается, что он, как и многие другие, сейчас работает на дому, без помощи, которую ква-лифицированные специалисты считали само собой разумеющейся до ковида.
– Здравствуйте, мистер Эмерсон. Это Холли Гибни, вы просили перезвонить. – В полумиле от неё раскинулась Ред-Бэнк-Авеню. Которая интересует Холли гораздо больше, чем юрист.
– Спасибо, что перезвонили, и ещё раз приношу соболезнования по поводу вашей утраты.
– Мисс Гибни? Вы отключились?
– Нет, я здесь. Чем я могу помочь, мистер Эмерсон? Что-то насчёт имущества моей матери, я правильно поняла? Там, вероятно, особо не о чем говорить. –
– Я занимался правовыми делами вашего дяди Генри до его вы-хода на пенсию, поэтому Шарлотта наняла меня составить завещание и назначила душеприказчиком. Это случилось после того, как она почувствовала недомогание и тест показал положительный результат на вирус. Нет необходимости зачитывать документ на семейном собрании…
– …оставила вам.
– Прошу прощения? – говорит Холли. – На секунду вы пропали.
– Простите. Я сказал, что за исключением незначительных пожертвований, ваша мать оставила всё вам.
– Вы имеете в виду дом.
Холли не нравится эта идея, она в смятении. Воспоминания, связанные с этим домом (и с предыдущим в Цинциннати), по большей части мрачные и печальные, вплоть до того последнего рождественского ужина, когда Шарлотта настояла, чтобы её дочь надела шляпу Санты, ту, что Холли надевала на праздник в детстве. «Это традиция!» – воскликнула её мать, разрезая сухую-как-Сахара индейку. И оба-на: пятидесятипятилетняя Холли Гибни в шляпе Санты.
– Да, дом и вся обстановка в нём. Я полагаю, вы захотите его продать?
Конечно, она так и сделает, сразу говорит юристу Холли. Она ведёт свои дела в городе. И в любом случае, жить в доме матери в Мидоубрук Эстейт всё равно, что жить в Доме-на-Холме.[24] Тем временем адвокат Эмерсон продолжает говорить – что-то о ключах – и Холли приходится снова попросить его повторить.
– Я сказал, что ключи у меня, и думаю, нам следует назначить время, когда вы сможете прийти и осмотреть имущество. Решить, что хотите сохранить, а что продать.
Смятение Холли усиливается.
– Я не хочу ничего сохранять!
Эмерсон усмехается.
– Это не такая уж необычная первая реакция после смерти близкого человека, но вам придётся прийти. Боюсь, как душеприказчик миссис Гибни, я вынужден настаивать на этом. Для начала, нужно посмотреть, потребуется ли ремонт перед продажей. А исходя из многолетнего опыта, я думаю, вы найдёте вещи, которые пожелаете сохранить. Не могли бы мы встретиться завтра? Я понимаю, что это несвоевременно, и сегодня суббота, но в таких ситуациях чем раньше – тем лучше.
Холли хочет возразить, сказать, что она занята, но снова вмешивается голос её матери:
Чтобы ответить, она должна спросить себя, является ли исчезновение Бонни Даль срочным делом, гонкой со временем, как тогда, когда Брейди Хартсфилд планировал взорвать аудиторию Минго во время рок-концерта. Она так не думает. Бонни пропала больше трёх недель назад. Иногда пропавших после похищения людей находят и спасают. Чаще всего нет. Холли никогда не стала бы говорить этого Пенни, но что бы ни случилось с Бонни Рэй, почти наверняка это уже произошло.
– Полагаю, я смогу прийти, – говорит Холли и делает последнюю чудовищную затяжку. – Вы не могли бы прислать кого-нибудь сегодня для дезинфекции дома? Возможно, это кажется чрезмерным, может даже параноидальным, но…