Холли

– Я видела бланки, – шепчет она. – Пару раз я даже видела финансовые ведомости. Генри помог ей обмануть меня. Скорее всего.

Хотя Генри, теперь глубоко погружённый в деменцию, никогда не сможет рассказать ей об этом и объяснить почему так поступил.

Холли перезванивает Эмерсону.

– О какой сумме идёт речь, мистер Эмерсон? – На этот вопрос Эмерсон обязан ответить, ведь то, что принадлежало Шарлотте, теперь принадлежит ей.

– Учитывая её банковский счёт и текущую стоимость портфеля акций, – говорит Дэвид Эмерсон, – я бы оценил ваше наследство чуть больше чем в шесть миллионов долларов. Если вы переживёте Генри Сируа, к ним прибавится ещё три миллиона долларов.

– И эти деньги никогда не пропадали? Их никогда не крал инвестор, получивший доверенность от моей матери и дяди?

– Нет. Не представляю, как вам в голову пришла эта мысль, но…

Рычащим тоном, совершенно непохожим на её обычный мягкий голос, Холли произносит:

– Потому что она мне так сказала.

2–14 декабря 2018 года

1

Наступил Рождественский сезон, и жители Ридж-Роуд отмечают его сдержанно, но со вкусом. Здесь не стоят подсвеченные Санты, северные олени на крышах или газонные фигуры волхвов, с благоговением взирающие на младенца Иисуса. И конечно, нет домов, украшенных таким количеством мигающих гирлянд, что они выглядят, как казино. Такая безвкусица может и подходит для других районов города, но не для благообразных домов «викторианского ряда», между колледжем и парком Дирфилд. Здесь только можно увидеть электрические свечи в окнах, дверные косяки, украшенные спиралями из ели и остролиста, а на газонах – несколько маленьких рождественских ёлочек, усыпанных крошечными белыми лампочками. Таймеры выключают их в девять вечера, как того требует Ассоциация соседей.

На лужайке перед коричнево-белым домом в викторианском стиле по адресу Ридж-роуд, 93, нет никаких украшений. В этом году Родди и Эм Харрис не сочли нужным их вешать, обошлись даже без венка на двери или большого красного банта, что обычно красуется на их почтовом ящике. Родди в лучшей форме, чем Эм, но его артрит всегда обострятся к холодам, и теперь, когда температура опустилась ниже нуля, он боится поскользнуться на льду. У стариков хрупкие кости.

Эмили Харрис совсем нездоровится. Теперь ей и правда нужно кресло-коляска, обычно используемое ими как часть стратегии захвата. Её ишиас неумолим. И всё же в конце туннеля брезжит свет. Облегчение уже близко.

В их доме имеется столовая (во всех викторианских домах на Ридж-Роуд есть столовые), но Харрисы пользуются ей лишь для приёма гостей, а после того, как им перевалило за восемьдесят, такие случаи бывают всё реже. Когда они вдвоём, то едят на кухне. Эм полагает, что столовая послужит им, если они будут проводить традиционную рождественскую встречу для студентов семинара Родди и ребят с курсов писательского мастерства, но это произойдёт только если она почувствует себя лучше.

«Так и будет, – думает она. – Наверняка на следующей неделе, а может уже и завтра».

У неё не было аппетита, сказывалась постоянная боль, но аромат, доносящийся из духовки, вызывает в её желудке лёгкий приступ голода. Это чудесное чувство. Чувство голода – признак здоровья. Жаль, что девчонка Краслоу оказалась слишком глупа, чтобы понять это. У паренька Стейнмана такой проблемы не было. Преодолев первоначальное отвращение, он ел, как… как растущий ребенок, каким и являлся.

Кухонный уголок выглядит скромно, но Родди накрыл обеденный стол перед окном, выходящим на задний двор, хорошей льняной скатертью, расставил веджвудский фарфор,[25] бокалы для вина «Люксион», разложил их лучшие серебряные приборы. Всё так и сверкает. Хотела бы Эм чувствовать себя хорошо, чтобы насладиться всем этим.

Она в своём лучшем платье. Надела его с трудом, но справилась. Когда входит Родди с графином – на нём его лучший костюм. С печалью она отмечает, что костюм сидит немного мешковато. Они оба похудели. Но это, напоминает себе Эм, лучше, чем располнеть. Не обязательно быть врачом, чтобы знать: толстяки редко доживают до старости, достаточно взглянуть на немногочисленных коллег того же возраста. Некоторые из них будут на рождественской вечеринке 23-го числа, если окажутся для этого достаточно здоровы.

Родди наклоняется и целует жену в висок.

– Как ты, любовь моя?

– Неплохо, – отвечает она и пожимает его руку… осторожно, из-за его артрита.

– Ужин будет готов с минуты на минуту, – говорит он. – А пока, давай немного выпьем.

Родди разливает по бокалам вино из графина, стараясь не расплескать. Полбокала для него, столько же для неё. Они поднимают бокалы узловатыми руками, когда-то давно, во времена Ричарда Никсона, бывшими молодыми и гибкими. Бокалы соприкасаются ободками, издавая очаровательный тихий перезвон.

– На здоровье, – произносит он.

– На здоровье, – соглашается она.