Холли

Вера Стейнман живёт на Сикомор-Стрит, где не растёт никаких сикоморов. Никаких деревьев вообще. Их предостаточно на ухоженных и хорошо орошаемых акрах земли за тупиком Сикомор-Стрит, но они скрыты за воротами и извилистыми каменными стенами кладбища «Сидар-Рест». Этот район с улицами без деревьев, но названными в честь деревьев, застроен типовыми домами, стоящими почти впритык друг к другу под палящими лучами предвечернего солнца.

Джером паркуется у обочины. На потрескавшейся подъездной дорожке стоит «Шевроле». Ему по меньшей мере лет десять, может быть, пятнадцать. Пороги заржавели, а шины стёрлись. Выцветшая наклейка на бампере гласит: «ЧТО БЫ СДЕЛАЛ СКУБИ ДУ»? Джером предварительно позвонил и начал объяснять, что наткнулся на имя Питера Стейнмана, расследуя другое дело, но женщина тут же прервала его.

– Если хотите поговорить о Питере, обязательно загляните. – У неё был приятный голос, почти музыкальный. Такой голос, подумал Джером, можно ожидать у хорошо оплачиваемой секретарши в престижной юридической или инвестиционной фирме в центре города. Теперь, видя маленький домик, стоящий на голой лужайке, он не находит в нём ничего престижного.

Джером надевает маску и звонит в дверь. Слышен звук приближающихся шагов. Дверь открывается. Появившаяся женщина выглядит под стать шикарному голосу: светло-зелёная блузка, темно-зелёная юбка, чулки, несмотря на жару, каштановые волосы забраны. Единственное, что выбивается из образа – запашок джина в её дыхании. Даже больше, чем запашок, а в руке она держит полупустой стакан.

– Вы мистер Робинсон, – говорит она, как будто он сам в этом не уверен. Под прямыми солнечными лучами Джером видит, что её приятная внешность женщины средних лет, возможно, во многом объясняется магией макияжа. – Входите. И можете снять маску. Конечно, при условии, что вы прошли вакцинацию. Я переболела и теперь в полном порядке. Антител под завязку.

– Спасибо. – Джером проходит внутрь, снимает маску и засовывает её в задний карман. Он ненавидит эту долбаную штуку. Они стоят в гостиной, опрятной, но тёмной и скромной. Мебель без излишеств. Единственная картина на стене – будничный пейзаж в саду. Где-то тарахтит кондиционер.

– Я не раздвигаю шторы, потому что кондиционер на последнем издыхании, и я не могу позволить себе купить новый, – говорит она. – Не хотите ли чего-нибудь выпить, мистер Робинсон? У меня есть джин с тоником.

– Можно немного тоника. Или стакан воды.

Женщина идёт на кухню. Джером садится в кресло с откидной спинкой – осторожно, надеясь, что оно не прогнётся под двумя сотнями фунтов его веса. Кресло скрипит, но держится. Джером слышит позвякивание кубиков льда. Вера Стейнман возвращается со стаканом тоника для него и со своим, наполненным до края. Позвонив тем вечером Холли, он признается ей, что несмотря на слова скейтбордиста у «Дэйри Уип», он даже представить не мог, что будет иметь дело с заправской пьянчужкой, не просыхавшей до конца их беседы. Которая оборвалась внезапно.

Вера Стейнман садится в другое кресло, ставит выпивку на кофейный столик, где лежат подстаканники и разложены журналы, и разглаживает юбку на коленях.

– Чем я могу вам помочь, мистер Робинсон? Вы кажетесь слишком юным, чтобы заниматься поисками пропавших детей.

– На самом деле я ищу пропавшую женщину, – говорит он и вкратце рассказывает о Бонни Даль: где обнаружили её велосипед, как они с Холли («Мой босс») отправились в «Дейри Уип», поговорить с мальчиками, катающимися там на скейтбордах, и как всплыло имя Питера.

– Я не думаю, что исчезновение Питера как-то связано с исчезновением Бонни Даль, но хотел бы удостовериться. И мне любопытно. – Он подбирает другое слово. – Небезразлично. Вы что-нибудь слышали о своём сыне, миссис Стейнман?

– Ни слова, – отвечает она и делает большой глоток из своего стакана. – Может быть, мне стоит купить спиритическую доску.

– Значит вы думаете, что он… – Джером понимает, что не может закончить фразу.

– Мёртв? Да, именно так я и думаю. Днём я всё ещё питаю надежду, но ночью, когда не могу уснуть… – Она поднимает стакан и делает большой глоток. – Когда даже полный желудок этой дряни не способен усыпить меня… Я знаю.

Скупая слезинка стекает по её щеке, пробиваясь сквозь макияж и открывая бледную кожу под ним. Миссис Стейнман вытирает её тыльной стороной ладони и делает ещё один глоток.

– Извините меня.

Она идёт на кухню, совершенно ровной походкой. Джером слышит звяканье бутылочного горлышка о стакан. Миссис Стейнман возвращается и садится, осторожно расправляя юбку сзади, чтобы не помять. Джером думает: «Она приоделась для меня. Сняла пижаму и домашний халат и приоделась для меня». Он не может это утверждать, но он знает.

Следующие двадцать минут или около того Вера Стейнман говорит, потягивая свой напиток и делая недолгие паузы, чтобы наполнить стакан. Говорит она внятно. Не отклоняется от темы. Не шатается во время походов на кухню и обратно.