Холли

Тишина. Хорхе думает, не покричать ли, чтобы его выпустили, но что это даст? Засадите ли вы кого-нибудь в подвальную клетку (это наверняка подвал) с ведром для блевотины и биотуалетом, если собираетесь сбежать по лестнице при первом крике со словами: «Простите, извините, это большая ошибка»?

Хорхе нужно пописать, иначе лопнет мочевой пузырь. Он встаёт на ноги, цепляясь за решётку. Ещё одна вспышка боли пронзает его голову, но не такая сильная, как в начале. Он шаркает к биотуалету, поднимает крышку, расстёгивает ширинку и пытается облегчиться. Сначала у него ничего не получается, как бы сильно ему ни хотелось. Для справления нужды Хорхе всегда предпочитал приватность, избегал писсуаров на бейсбольном стадионе, а тут за ним наблюдает глазок в потолке. Он стоит спиной к глазку и это немного помогает, но недостаточно. Он мысленно подсчитывает, сколько дней осталось в этом месяце, затем сколько до Рождества, старого доброго feliz navidad[6] и это помогает. Он мочится почти целую минуту, затем хватает одну из бутылок «Дасани». Первым глотком он полощет рот и сплёвывает в туалет, а остальное выпивает.

Хорхе возвращается к решётке и оглядывает длинную комнату: пустую половину сразу за клеткой, лестницу, затем мастерскую. Его глаза постоянно возвращаются к ленточному станку и торцовочной пиле. Может быть, не самые приятные инструменты для созерцания из клетки, но трудно на них не смотреть. Трудно не думать о визге, который издаёт ленточная пила, вгрызаясь в сосну или кедр: ВЖИИИИИИИУУУУУ.

Хорхе помнит свою пробежку под туманным моросящим дождём. Он помнит Эмили и её мужа. Он помнит, как они обдурили его, а потом чем-то укололи. После этого ничего, кроме черноты, пока он не очнулся здесь.

Почему? Зачем им заниматься подобным?

– Вы хотите пообщаться? – обращается он к глазку. – Я готов, если вы готовы. Просто скажите мне, чего вы хотите!

Нет ответа. В комнате царит мёртвая тишина, если не считать шарканья его ног и позвякивания обручального кольца об один из прутьев решётки. Это не его кольцо, они с Фредди не женаты. По крайней мере, пока, а судя по тому, как идут их дела – может, и никогда не поженятся. Хорхе снял кольцо с пальца своего papi[7] в больнице, через несколько минут после его смерти. С тех пор он носит кольцо, не снимая.

Как долго он здесь пробыл? Хорхе смотрит на часы, но это бесполезно; они механические – ещё одна памятная вещь, полученная после смерти отца, и остановились в пятнадцать минут первого. Утра или вечера, он не знает. И не может вспомнить, когда в последний раз заводил их.

Харрисы. Эмили и Рональд. Или его зовут Роберт? Хорхе знает, кто они, и от чего-то это кажется ему жутковатым.

Это может быть жутковато, говорит он себе.

Поскольку в звуконепроницаемой комнате нет смысла кричать, к тому же крик снова вызовет неистовую головную боль, он садится на матрас и ждёт, что будет дальше. Может, кто-нибудь придёт и объяснит, что за херня тут творится.

5

Дрянь, которой они его накачали, видимо, всё ещё не выветрилась, потому что Хорхе впадает в дремоту, склонив голову, и слюна стекает из уголка его рта. Какое-то время спустя – не часах его papi всё ещё пятнадцать минут первого – наверху открывается дверь, и кто-то начинает спускаться по лестнице. Хорхе поднимает голову (ещё один приступ боли, но уже не такой сильный) и видит чёрные полукроссовки, носки до щиколоток, опрятные коричневые брюки, затем фартук в цветочек. Это Эмили Харрис. С подносом.

Хорхе поднимается.

– Что тут происходит?

Она не отвечает, только ставит поднос в двух футах от клетки. На нём пухлый коричневый пакетик, сунутый к крышку большого пластикового стаканчика, в который наливают кофе на вынос. Рядом стоит тарелка с чем-то отвратительным: кусок тёмно-красного мяса, плавающий в ещё более тёмной красной жидкости. От одного взгляда Хорхе снова начинает тошнить.

– Если ты думаешь, что я буду это есть, Эмили, подумай ещё раз.

Она не отвечает, просто берёт швабру и толкает поднос по бетону. В нижней части решётки есть откидная заслонка (они и это продумали, мелькает в голове Хорхе). Стаканчик опрокидывается, ударившись о верхнюю часть заслонки, высота которой всего четыре дюйма или около того, после чего поднос заползает в клетку. Когда Эмили убирает швабру, заслонка захлопывается. Мясо, плавающее в луже крови, похоже на печень. Эмили Харрис выпрямляется, ставит швабру на место, поворачивается… и улыбается Хорхе. Как будто они на долбаной коктейльной вечеринке или типа того.

– Я не собираюсь это есть, – повторяет Хорхе.

– Ты передумаешь, – говорит она.

После этих слов она поднимается по лестнице. Хорхе слышит, как закрывается дверь, затем следует щелчок, вероятно, задвижки. При взгляде на сырую печень, Хорхе снова хочется блевать, но он открепляет пакетик от стаканчика. На нём написано «Качава». Судя по этикетке, из порошка внутри получается «насыщенный питательными веществами напиток, который даст вам силы для приключений».