Холм демонов

— Мы все здесь солдаты, вроде как. А они командиры.

— Кто вы такие, я знаю, а вот кто такие «они»?

— А хрен их знает, — с неприязнью передернул плечами Мыльник. — Мы их между собой называем — «нелюди».

— А, понятненько, — протянул майор. — Да, младший лейтенант Мыльник, хороших ты себе хозяев нашел. Нечего сказать…

— Да я бы с этими уродами, — взвился Мстислав, — и на одном поле срать бы не сел, если бы они не обещали потом и нам помочь.

— Ах вот даже как, — мрачно усмехнулся Селезень, — и это чем же помочь?

— Да я и не знаю, — стушевался наемник.

— Так я тебе подскажу, — жестко отвечал майор. — Тем секретным оружием, что в крытых телегах хранится. И вы охраняете его пуще собственной задницы.

Мстислав снова побледнел, как полотно.

— Откуда ты знаешь? — пробормотал он.

— От верблюда! — ответил майор и захохотал так, что из стен баньки сухой мох посыпался.

Но смех его оборвался столь же внезапно, как и начался. И майорский кулак грохнул по столу:

— Что за оружие? Количество, способ применения, радиус действия. Быстро!

— Не знаю, — съежился Мыльник.

— Значит, в Царь-Городе тебе отрубят голову, — развел руками Селезень.

— Я действительно не знаю, — затараторил наемник, — эти козлы все от нас в секрете держат. Я даже не знаю, как сюда попал. Нас привезли на какую-то дачу, потом завязали глаза, опять куда-то повезли, потом повели, потом опять повезли… Сначала говорили: «Вот Царь-Город возьмем, и тогда…» А теперь, когда мы уже в это дерьмо по уши влезли, они вообще оборзели: «Пошел на хрен, а не то в морду получишь». Паскуды. Жидовские морды. Мразь чеченская. Всех бы к стенке поставил…

— А ну заткни фонтан, — брезгливо прикрикнул на разошедшегося наемника майор. — А свои фашистские взгляды засунь себе в задницу, а не то я сейчас действительно нарушу Женевскую конвенцию. — И после паузы многозначительно добавил: — Которая здесь не действует…

* * *

Моросил мелкий дождик. На кладбище небольшая группа людей провожала в последний путь Данилу Ильича. Чуть поодаль среди могил бродил человек в ярком кафтане, совсем не подходящем к похоронной процессии и вообще к месту последнего упокоения многих поколений жителей Новой Мангазеи.

— Прощай, Данила Ильич, — вполголоса сказал он, глядя на скромный гроб, установленный перед разверстой могилой. — Ты был честным человеком, до конца исполнившим свой долг. — И Василий скорбно снял головной убор, напоминающий шутовской колпак.

— А не подаст ли почтенный господин что-нибудь бедной бабуле на корочку хлеба? — вдруг раздался позади него незнакомый пропитой голос. Дубов обернулся и увидел пожилую женщину — судя по описаниям скоморохов, это была ни кто иная как кладбищенская побирушка Кьяпсна. Дубов пошарил в кармане и протянул ей золотой.

— О, господин так щедр! — обрадованно зашамкала Кьяпсна, небрежно отправляя монетку в залатанную торбу, висящую на ветхих ремешках поверх разноцветных лохмотьев. — Не могу ли я быть вам чем-то полезной?

— Можете, — смекнул детектив. — Я слыхивал, что вы знакомы чуть ли не со всеми городскими покойниками, не так ли? — Кьяпсна радостно закивала. — А как насчет живых?

— Все живые — это будущие покойники, — выдала Кьяпсна афоризм, достойный майора Селезня.

— Очень хорошо, — Василий вернул колпак на голову, так как дождик несколько усилился. — Скажите, кто этот человек? — Дубов указал на невысокого господина в кафтане военного покроя, который стоял возле гроба и что-то говорил.

— Так это же сотник Левкий, временный воевода, — тут же сообщила Кьяпсна. — Хороший мужик, угостил меня чарочкой, когда поминали Афанасия, пущай земля ему будет пухом. И сказал еще: «Молись, бедная женщина, за упокой его души!». А я так думаю, что ежели человек жил по-божески, то он и так на небушко попадет — молись, не молись. А уж ежели грешил…

— А это что за дама? — перебил Василий, кинув взор в сторону женщины в темном платье, скорбно сморкавшейся в платочек близ Левкия. — Вероятно, родственница?

Приставив ладонь ко лбу, Кьяпсна внимательно пригляделась:

— Да нет, какая там родственница, у него же здесь никого не было. Это Марья Ивановна, овощная торговка, ее лавочка была рядом с Данилиной лягушатней и тоже сгорела.

— А те трое? — продолжал выспрашивать Дубов. Всего на похоронах присутствовало пять человек — не считая, разумеется, мрачного вида могильщиков, которые чуть поодаль переминались с ноги на ногу, ожидая, когда можно будет опускать гроб и закапывать могилу.

— Один — ловец лягушек и пиявок, Матвей Лукьянович, он как раз снабжал покойника товаром. Другой, что в рясе — это наш кладбищенский дьякон отец Герасим, он всех покойничков отпевает, царствие им небесное. Ну а кто же третий?.. А, знаю — Свирид Прокопьевич, сосед Данилы Ильича по Завендской слободе. Тоже неплохой мужичок, с ним завсегда есть о чем поговорить…

— Вы с ним лично знакомы? — несколько удивился Дубов.

— Да нет, но слышала о нем немало. А отец Герасим — тоже прекрасный человек. Помнится, на поминках Афанасия он выпил полведра кьяпса и…