Холм псов

Вынул сигарету, сунул в рот и стал ощупывать карманы в поисках зажигалки. Потом заметил, что в зале отвратительно чисто. Пол блестел так, что почти отбрасывал солнечные «зайчики», как зеркало; казалось, Гжесь на коленях вычистил его зубной щеткой. Окна были вымыты. Все предметы, которые раньше лежали на полу словно после взрыва – книжки, безделушки, детские игрушки, – теперь лежали в идеальном порядке.

– Агата тут навела порядок? – спросил я.

– Нет, я сам, а что? Думаешь, я не умею пол мыть? Если хочешь курить – давай на улицу, – ткнул пальцем в окно.

– С каких это пор? – спросил я.

– Если в доме не курят, то об этом стоит подумать, когда хочешь затянуться, – ответил он и встал. Я дал ему сигарету, и мы вышли из дома.

В других домах горел свет: золотые блинчики в почти серо-бурой темноте. Дул ветер, ветки дерева стучали в окно дома Ниских, тарахтели, словно барабан.

– Его-таки придется срубить, – попытка контролировать курение приводила к тому, что Гжесь втягивал с треть сигареты зараз.

– Она думает, что мы сделали нечто очень дурное, – сказал я.

– Я не удивляюсь, – пожал он плечами.

– Почему ксендз? – сказал я, помолчав, а Гжесь приложил палец к губам и нахмурился в знак того, чтобы я не болтал языком почем зря, стоя между домами соседей. Подошел к металлической бочке для листьев и бросил туда окурок.

– Это для них ничего не значило. И случись что-то такое снова – все равно бы не значило. Только они сами были важными для себя, – он ткнул в какую-то невнятную точку в темноте.

Собаки или чего-то ждали, или наконец успокоились.

– Если бы ты сделал что-то такое. Или я. Если бы сделали такое молодой девушке. Отец бы первый нас сдал в полицию. Первый, говорю тебе. Отрекся бы от нас. Не произносил бы наших имен до конца жизни. Забыл бы о нас. Можешь, сука, поверить, – прошептал он и сплюнул, чтобы придать веса своим словам. Мы снова вошли внутрь.

Я оперся о стену. Закружилась голова. Лиам Нисон бежал и кричал в протертом чистом телевизоре.

– А какая разница? Между Ярецким и Дарьей? – спросил я.

– Ты пытаешься думать так, как думает Юстина, как думают люди, – сказал Гжесь, отпивая еще пива. Стоял ровно, щурился. Был и оставался человеком, который никогда не горбится, никогда не становится на колени.

– Да, – согласился я.

– Естественно, сука, тут есть разница.

– Думаешь, что мама тоже так считала бы? Что разница – есть?

– Сходи на кладбище и спроси ее.

Он снова сел перед телевизором и махнул, чтобы я присоединился. Сделал звук погромче, но ненамного, я все еще не слышал, что говорят Лиам Нисон и его противники.

Темнота напирала на стекла, на миг мне показалось, что зажженный в зале свет изо всех сил старается ее сдержать.

На экране Лиам Нисон прижимал к полу мужика, который походил на мексиканского гангстера. Мужик хрипел что-то непонятное. Из-за этого мне снова захотелось курить, я вынул еще одну сигарету, но сразу же спрятал ее назад в пачку.

– Будь это хороший мир, тогда, возможно, мы и правда сделали нечто дурное. Но это – не хороший мир, – покачал головой Гжесь.

Темнота немного отступила. Это хорошо, потому что в какой-то момент мне показалось, от нее лопнут стекла.

– А если кто-то узнает? – спросил я. Пришлось задать этот вопрос.

– Мы залили все бетоном. И внутри, и сверху. И присыпали землей.

– А если кто-то узнает?

– Ну, значит узнает. И будет знать. И будет с этим жить. И если не побоится, то пойдет в полицию. А мы пойдем в тюрьму, все. Я, отец, ты. Но так не случится, – покачал он головой.

– Потому что?..

– Потому что случится по-другому, – он обернулся ко мне и оскалился.

И теперь, в новой машине отца, он тоже скалился.

Гжесь сказал мне, чтобы я остановился на перекрестке, за которым была ратушная площадь, по ту сторону от «Андеграунда». Я глянул на часы. Двадцать три ноль-ноль.

– Вы не знаете, что мы делаем? – Гжесь потирает руки, поворачивается к Янеку и Йоасе.

Те качают головами.

– Устраиваем Рождество, – говорит Гжесь.

– Но ведь Рождество уже прошло, – отвечает Янек.

– Ага, но ведь без папы, – кивает Гжесь. И прежде чем дети успевают ответить, выходит из машины и захлопывает дверь. Уже стоя снаружи, оглаживает какую-то секунду дверь машины, словно извиняясь, что сделал это слишком сильно.

– А мама? – спрашивает Янек.

– Мама поехала за папой. Сейчас уже будут. Сейчас будут, и все станет хорошо, – говорит Гжесь.