— Нет, сначала в резиденцию князя Старицкого. Грац и Остромиров ждут тебя там для разговора. А вот потом, да… милости прошу к нам в гости, — ответил Бран, и вездеход, взвыв нагнетателем, влился в поток машин на трассе.
Шалей Ростопчин отложил в сторону последний лист прочитанного доклада и, сняв очки, взглянул на его автора.
— Интересный вывод. Ты в нем уверен? — спросил глава дому стоящего напротив его стола гвардейца.
— Да, мальчишку явно кто-то учил, в бою он двигался уверенно и умело, не паниковал, но… у меня осталось впечатление, что в его обучении упор был сделан на работу без применения ментальных воздействий. Он, конечно, пытался совместить свои умения и конструкты, но без опыта и знаний… Думаю, Ерофей и сам это прекрасно понимал и не стремился заваливать противника потоком воздействий, ограничиваясь лишь парой конструктов поддержки. В частности, маскировкой и какой-то техникой, позволяющей в одиночку контролировать довольно большое пространство. Но если в качестве камуфляжа он использовал довольно простую иллюзию черного пятна, то вторая техника была какой-то непонятной. Глаз пытался ее просчитать. Не вышло.
— Не удивительно. Скорее всего, это было что-то из арсенала волхвов. Не зря же они взяли мальчишку на попечение, чему-то должны были научить, — задумчиво протянул Шалей.
— Из-за них вы решили оставить Ерофея в живых? — поинтересовался Борхард. — Но тогда зачем было велеть Барну «закрыть вопрос с мальчишкой»?
— Волхвы? Нет, не в них дело. Это была проверка, последняя проверка Ольгерда. Договорись он с Хабаровым по-хорошему, и все остались бы живы, а Барн наконец-то стал бы единственным управляющим нашего совместного дела. Увы, Ольгерд принял неверное решение. Фатальное для него и имевшее все шансы стать угрозой для безопасности дома.
— А если бы… если бы он успел убить мальчишку?
— Задача, поставленная перед твоей группой, от этого не изменилась бы. Разве что приказ защитить Хабарова потерял бы силу, — хладнокровно сказал Ростопчин.
Его собеседник нахмурился.
— Осуждаешь? — спросил Шалей.
— Скорее, недоумеваю, — ответил Брюсов, но, поняв, что от него ждут не столько ответа на риторический вопрос, сколько развернутого мнения по недавним событиям, вынужден был продолжить: — Чужой мальчишка против слуги дома в шестом поколении. Почему именно так?
— Хм. Попробуй перефразировать с учетом всех обстоятельств, — усмехнулся Шалей и, не дождавшись ответа от подчиненного, пояснил: — Если говорить честно и без прикрас, то выбор был между убийством талантливого мальчишки, не причинившего нам никакого зла, и казнью слуги дома, опозорившего не только нашу фамилию, но и память своих предков, верой и правдой служивших нам на протяжении двухсот лет. Как ты думаешь, что бы сделал с Барном на моем месте, например, Рагнар Сивый? Помнишь еще прадеда Ольгерда или уже позабыл?
— Помню, как не помнить, — буркнул Брюсов, еле удержав руку, что по старой памяти попыталась прикрыть задницу, в детстве немало пострадавшую от шомполов помянутого Рагнара, предпочитавшего вбивать военную премудрость в новиков методами позапрошлого века. — Придушил бы он стервеца своими руками.
— Вот видишь, а мы чем хуже? — заключил Ростопчин.
— Только поэтому? — все же задал вопрос Борхард. — Или все же волхвы…
— Почему же, — вновь усмехнулся глава дома. — Были у меня и меркантильные соображения. Но волхвы здесь ни при чем. Они, знаешь ли, своих птенцов от внешнего мира не ограждают, учат самостоятельности и ответственности за свою жизнь и принимаемые решения. Нет, если ученик запросит помощи, ее окажут, но мстить за смерть своего аколита не станут никогда… это не в обычае волхвов.
— Тогда в чем дело? — спросил Брюсов.
— Барн зарвался, это не первый его… «залет», так сказать, — откликнулся Шалей. — Хабаров — парнишка толковый, с большими перспективами, делать такого врагом — лишь наживать ненужные дому неприятности в будущем, а убить его, значит, заполучить во враги одного довольно известного профессора Хольмского университета и, самое главное, его товарищей. А профессор тот, между прочим, давно положил глаз на Ерофея и вовсю с ним сотрудничает.
— Э? Что за профессор? — удивился Брюсов.
— Вот-вот, Барн этого тоже не знал. Не удосужился проверить, где пропадает заинтересовавший его объект с утра до вечера. А Ерофей в это время, как я узнал, работал с приехавшей из Хольмграда группой философов и естествознатцев под началом Всеслава Мекленовича Граца. Конечно, некоторым гвардейцам на столичные интриги плевать, но я ни секунды не сомневаюсь, что это имя знакомо даже такому солдафону, как ты, — заметил Шалей.
— Грац… — задумчиво протянул Борхард, и вдруг его лицо вытянулось. — Старицкие?