Холмы Фэйри: Дэстини

Когда она проснулась в очередной раз глубокой ночью и обнаружила в дверях невозможную в этих стенах фигуру в искрящейся мантии с капюшоном, разносящую каждым шагом острую полынную вонь, она не задавала вопросов, не кричала испуганно. Патриция набрала воздух и разразилась громкой и многосоставной речью, посылающей гостя в ту канализационную яму, откуда он явился.

К ее удивлению от шума проснулись далеко не все соседки, а те что поднимали головы, вели себя подозрительно вяло. Но для незванного гостя и этого переполоха хватило.

Он исчез, тихо и незаметно. Чтобы появиться на следующую ночь.

Заметила его Пат опять стоящим у входа. Но в этот раз сразу не закричала, пытаясь рассмотреть посетителя. Ей показалось, что она просто моргнула, но за это мгновение таинственный посетитель успел оказаться на несколько шагов ближе к ней.

В полной тишине он поворачивался, вытянув вперед руку. Лунный свет, падавший из окон, осветил блестящий медальон, завораживающе качающийся на короткой цепочке.

Моргание. И он еще ближе. Разворачивается, описывая полукруг, а у стены съежилась испуганная, забывшая как дышать Пат.

Наконец она закричала. Истошно, надрывно, уничтожая связки. Она кричала и кричала, перебудив всех, даже самых крепко спящих соседок по палате.

Так ее, уже не способную издавать звуки, но продолжающую то ли злобно, то ли испуганно шипеть и увезли в родильный отсек.

Родила Пат удивительно быстро, буквально за час. Все это время перед ее глазами стоял образ фигуры в мантии, с упавшим назад капюшоном, абсолютно лысая голова сплошь покрытая татуировкой, темные провалы глаз и длинные, нечеловечески острые уши. Скоротечные роды оказались не самыми благотворными для появившейся на свет малышки.

Девочка отличалась сероватым, нездоровым цветом кожи, была настолько слабой, что почти не двигалась, только открывала-закрывала глаза. Ее чуть не отправили в реанимацию, но кроха удивительно быстро начала приходить в себя, требовательно покричала и успокоилась на груди матери.

Пат с дочкой перевели в новую палату, где все так же вдоль стен размещались кровати с женщинами, но теперь в торце у каждой, ближе к центру комнаты находилась люлька с крошечным младенцем.

К ужасу молодой мамы ночь повторилась, посетитель вплотную подошел к кроватке дочки, угрожающе раскачивая медальоном над маленькой головкой. Потерявшая голос Пат не сдалась, лупила кулаком по стене и кидалась яблоками с тумбочки в соседок. Сбежавшийся на заполошные стуки и крики соседок врачебный консилиум успокоил мамочек, те, как могли, — младенцев, а психической миссис Сэвидж намекнули, что если она и дальше будет настолько прямолинейно соответствовать своей фамилии, организовав еще одну ночную панику, то роддом примет неприятные меры.

Когда все уснули, накаченная успокаивающими лекарствами Пат встала, выползла в центр комнаты и поменяла местами все кроватки с младенцами. Люльку дочери она запихала за штору, крошечную Дэс взяла себе под бок в кровать и отключилась.

Побуждение сопровождалось истошными криками. Еще не отошедшая от лошадиной дозы препаратов, которыми ее накачали во избежание очередного дебоша, Пат с трудом поняла голову, чтобы тут же опустить ее со стоном на подушку.

Она с трудом смогла сфокусировать зрение на голубых цветочках, отпечатанных на хлопковой ткани. Они то становились ярче, то расплывались туманными пятнами. Под веками словно песок насыпали.

Опустив глаза, она обнаружила под боком странный сверток. И только через несколько мгновений поняла, что это спящий ребенок. Ее ребенок.

Рядом продолжали кричать, и сердце Пат пропустило удар.

***

— Я никогда себе этого не прощу, — на первый взгляд спокойно сказала мама Дэс, но по щекам ее текли слезы. — Той ночью я ничего не соображала, почему-то решила

— фэйри хотят забрать моего ребенка, недаром ночной гость искал что-то с амулетом. Хотела их запутать, чтобы тебя не нашли и ушли ни с чем. Мне и в голову не пришло, что они способны на другое.

Миссис Сэвидж подняла голову и посмотрела дочери в глаза.

— Мальчик, чья колыбелька оказалась у меня в ногах, не пережил ночи. Просто не проснулся. И никаких следов.

— Мама, — я постаралась говорить, как можно мягче, — а ты допускала, что просто ошиблась? Предродовое состояние, стресс. Мало ли что могло привидеться?

— Тебя хотели убить! — вскипела моя родительница. — Ты хоть понимаешь в каком опасном мире мы живем? Мы с папой назвали тебя «Судьба», потому что тебе на роду предначертано было выжить, а мне — нести тяжкую ношу вины.

Я дрогнула. Каково было моей впечатлительной, эмоциональной маме ощущать столь изматывающий моральный груз.

— Ты не простая девочка. Замечала, как легко входишь в любую компанию?

— Я?!