Холмы Фэйри: Дэстини

— Запоминай ощущения, — говорил Брэн, — напитывай магией изменения, пусть энергия спрячется у тебя под кожей. Так мы убираем сильный флер, когда не хотим нарушить человеческие законы. Спрячь силу внутри себя.

Я впервые так внимательно рассматривала себя в зеркале. Вроде я и немного не я. Словно побывала под волшебной кисточкой Файни. Губы четче и при этом припухшие от поцелуев, особенно резко вычерчен верхний край, острыми уголочками. Кожа выровнялась, мягко засияла изнутри, как фарфоровая. Волосам я вернула светлый оттенок, оставив лишь немного золотистого блеска.

Брэн сдержано осмотрел получившееся, задержав взгляд на оттенке прядей. Погладил пальцем мой подбородок, легко тронул губы.

Быстро, только у него я видела настолько неуловимые глазу передвижения, он поднял меня со стула, прижав к себе, и сильно, почти больно поцеловал.

— Не задерживайся.

Я проводила его на выход. Дверь салона открывала уже не внимательному, доброжелательному собеседнику, а холодному, равнодушному, не по-человечески текуче двигающемуся сиду. Действительно, ни капли эмоций на ветер, надо научиться воспроизводить такое выражение лица.

Скоро, дай судьба, мы увидимся с Йовилем, и это выражение мне очень пригодится.

Брэн шел не оглядываясь, короткое движение кистью и один из его спутников замедляет шаг, поворачиваясь к салону. Пару прядей его длинных рыжих волосы заплетены в косы, а на острых ушах качаются многочисленные колечки.

Но я уже не смотрю в ту сторону. Потому что на нашей тупиковой улочке удивительно много праздного, не занимающегося делами народа. Люди стоят на крылечках магазинчиков, на пешеходных тротуарах, даже на проезжей части. Они смотрят на уходящих сидов. А до этого, видимо, смотрели на ожидающих Брэндилаха офицеров.

Только один человек стоит рядом со входом в салон и не сводит глаз с меня.

Моя мама.

Глава 27. События двадцатилетней давности

Мы сидели вдвоем на маленькой кухне, друг против друга. Она сжимала мои пальцы, перебирала их, голова низко опущена, пряди волос закрывают лоб.

— Мне позвонили Бруки. Сказали, что вокруг салона и так много подозрительных лиц крутилось последние дни, но два фэйри, охраняющие дверь и не пускающие никого внутрь — уже перебор. Согласись, Дэс, новость звучала пугающе.

Я кивнула. Пришло время для откровенного разговора, без моих летающих, диковинных спутников. Без переживающего папы, который категорически не желал обсуждать любой вопрос, если он расстраивал супругу.

Время объясниться с человеком, который точно знает больше моего о тайне рождения простой человеческой девушки Дэстини Сэвидж.

— Пока вас с папой не было, произошло много событий. У меня появилось несколько серьезных вопросов. И самый важный — что связывает меня с фэйри? Я… подменыш?

Мама вздрогнула, резко вскинувшись. Буйные ее волосы как обычно торчали в разные стороны, тонкое, заостренное к подбородку лицо без грамма косметики выглядело бледным и решительным.

— Ты — наша девочка. Мы сдавали кровь на определение родства сразу как ты родилась. И потом еще пару раз.

Это был удар. Через произошедшие со мной чудеса и беды, сквозь марево порочных клубов и боль волшебного сада, что бы ни говорил мне Кортес, внутри, где-то глубоко внутри я была убеждена, что это ошибка. Я не помесь, не полукровка, не подменыш. И, задавая вопрос, затаив дыхание ждала: «Ты человек, Дэс, это какая-то магия, проклятие на тебя наложенное, но ты человек. Мы с папой всегда это знали».

И вроде бы все так мама сказала, да не так. Ее слова означали — мои родители сомневались. Были неуверены кто я. Они неоднократно проверяли меня и себя.

— Мама, ты должна знать. Я обладаю магией фэйри, — как в прорубь с головой нырнула я.

Она сжала мои ладони и заплакала.

События двадцатилетней давности, о которых рассказала мама

Той ночью Патти просыпалась много раз. В палате лежали десять рожениц, каждая со своими привычками, капризами и, что немаловажно, личными запахами.

На последних неделях беременности это стало особой бедой, потому что к Патриции вернулась беда первых месяцев — чувствительность к ароматам, особому душку, сопутствующему почти любому человеку и большинству предметов. Молодая женщина могла опознать начавший портиться продукт на расстоянии десятка шагов. Ее кривило от вчерашнего супа, лишь ночь пережившего в холодильнике, и ужасающе мутило от мужа, как только он переставал мыться каждые три часа.

Кульминацией личного ада Пат стала палата в роддоме, где никому не было дела до ее сошедшего с ума нюха.

Вокруг кряхтели, ругались, плакали и отчаянно воняли толстые, безобразно равнодушные ко всему кроме предстоявших родов, женщины.

От бессонницы маленькая миссис Сэвидж получила в награду синяки под глазами и очень, очень дурное расположение духа.