Холмы Каледонии

Цзиянь и Ортанс сначала не поверили своим глазам, но фаэ и каменный великан действительно играли в бридж, при этом Поуп явно выигрывал.

– Поуп, дружище, где ты так навострился? – расхохотался Ортанс, осознав всю абсурдность ситуации.

Поуп повернул тяжелую голову и изрек:

– Господин играет. Плохо играет. Я играю хорошо.

– Да уж, этого не отнять, – с чуть заметной тенью раздражения сказал Диан Кехт. – Вот почему говорят, что опасно играть в азартные игры с волшебными существами. Разденут до нитки!

– Что-то мистер Мирт пока еще при одежде, – хмыкнул Цзиянь.

– Поуп просто добрый, – хмыкнул Ортанс.

Диан Кехт поднялся со своего кресла.

– Ну что ж, господа, к делу.

Он враз посерьезнел – и словно бы воздух сгустился вокруг.

Пройдя через мастерскую, он раздвинул плотные шторы, которые вели в еще одну небольшую комнату – Цзиянь предположил, что мастеровые отдыхали здесь во время работы, или же, что вероятнее, это было место для самого мастера Кехта. Однако сейчас посреди помещения стоял стол вроде тех, что используют хирурги и анатомы, плотно застеленный белым шелком.

– Прошу, снимите одежду – мне надо видеть всю картину, – сказал он, надевая поверх светлых одежд кожаный фартук.

Одну пару кожаных перчаток он надел сам, другую кинул Ортансу.

– Вы будете помогать, – он не спрашивал. – Мне нужны будут дополнительные руки. И Поуп тоже пускай присутствует.

Дворецкий встал слева от входа, как стоял обычно, – оттуда ему все было видно и он в любой момент мог прийти по первому зову.

Цзиянь, неловко путаясь в пуговицах, избавился от жилета, рубашки и брюк, оставшись в белье и носках с подтяжками под коленями.

– Носки тоже снимите, – скомандовал Кехт. – Если мне не изменяет память, ступня у вас тоже заменена.

Цзиянь кивнул.

Обнажать тело – тем более ступни – перед кем-либо в Хань считалось неприличным. Как и на Бриттских островах. Но Диан Кехт был сейчас кем-то вроде врача и механика одновременно, а значит, то была необходимость, и лишнее смущение пришлось отогнать прочь.

Диан Кехт тем временем развел в небольшой печи огонь.

– Поуп, следи, чтобы давление не уменьшалось, – бросил он. – Мне потребуется высокая температура на протяжении всего… ремонта.

Ремонт.

Словно он часы.

Цзиянь вздохнул и, ежась от холода, лег на шелковую ткань.

Лучше бы он был часами. Часам хотя бы не бывает больно, они не испытывают тягучий страх в области солнечного сплетения, они не хотят сбежать или исчезнуть, или снова оказаться на берегу Янцзы…

– Все будет хорошо, – рука Ортанса легла на его лоб. – Починим, и ничего не будет болеть.

Цзиянь хотел на это ответить, что ничего не болит только у мертвецов, но в этот момент вернулся Диан Кехт.

Цзиянь не видел, что он подготовил там, у печи, и мог только предположить, что ковать замену его деталям мастер будет прямо на месте.

– А у Нуады потом ничего не болело? – спросил он, глядя в потолок.

– Только душа, – ответил Диан Кехт, и в руках его холодным блеском сверкнула отвертка.

* * *

Цзиянь никогда не чувствовал себя настолько уязвимым.

Беспомощным.

Он не чувствовал себя целым – и таковым не был.

В четыре руки Кехт и Ортанс сняли с него все протезы. Убрали пластину и глазной протез, сняли руку, осторожно разделив металл с нервными окончаниями, достали то, что заменяло часть легкого, извлекли замену левой бедренной кости и, наконец, отсоединили ступню.

Страх накатывал душными, липкими волнами.

В Хань, если хотели осквернить мертвеца, отрубали ему голову и другие части тела и прятали по отдельности – так его дух не мог найти путь в новое перерождение. И тогда он становился ужасным порождением зла, нежитью, которая пытается вернуть украденное.

Сейчас Цзиянь отчетливо понимал, что он, калека без ступни, с одним функционирующим легким, без руки и слепой на один глаз, пойдет по погребальным дорогам – и заблудится, и будет до конца жизни скитаться неупокоенным.

Мысли об этом словно обрели плоть и форму – злых птиц, нападающих на беспомощное сознание снова и снова.

Протезы снялись почти безболезненно – но прошло не больше четверти часа, как пришли фантомные боли, отвратительные, ноющие и не дающие сделать даже вздох.

– Кехт, у вас есть выпить? – донесся до него голос Ортанса.

– Бутылка за вашей спиной. Оно крепкое. Держу для подобных случаев.

– И часто у вас такие случаи?

– Вы – второй.

Цзиянь почувствовал, как Ортанс поднимает его голову, и позволил влить в себя крепкого, терпкого вина.

– Мне нужно, чтобы он был в сознании. И не двигался. Держите его крепко. Так крепко, как только можете, – это снова Диан Кехт, и жар огня и печи, и шипение металла.

– Что вы… будете делать? – слабо спросил Цзиянь.