Дементий Федорович с улыбкой посмотрел на порог - широкий дубовый брус с вбитой в него подковой: примете счастливого следа. Переступил. Знакомые сени с большим ларем и с пустыми бочками. Пахло от них просоленп.ым деревом. Из слухового окошка, словно огненным ветром, сквозил закат.
- Вот и свершилось! - сказал Родион Петрович.- Ты в моем доме. А он и твой. Снимай свою амуницию.
Что полегче найдем.
- Родион, постой. Мне Стройков нужен.
- Может, завтра?
- Откуда позвонить ему?
- Отложи ты. Успеешь.
- Нельзя.
Они шли к сельсовету по тропинке среди луга. За лесом все пламенело кварцево-красное окно зари. Какие-то тени проходили там медленно - не спешили, словно приглядывались. Земля доверчиво и тихо дышала повлажневшими после зноя сладкими кашками, хвоей. Сквозило сырой горечью ольховых кустов.
- Нет ничего вьзшс воли, Родион!
- Когда на душе добро, добавим.
- Безусловно,- согласился Дементий Федорович.
- Поля была уверена: все обойдется. Я, признаться, не совсем. Мы еше поговорим. За что тебя? Все мне расскажешь. Но прежде ответь: будет ли война? Идут слухи.
Да и не только слухи. В апреле у нас призвали мужчин старших возрастов. Перед полевыми работами! Такого никогда не было. Чувствуется какая-то тревога.
- Потом... потом, Родион... А передо мной извинились.
- Но годы...
- Молчи. Бил враг.
Из сельсовета Родион Петрович позвонил в милицию.
Передал дежурному просьбу, что Стройкова ждут сегодня в лесничестве по важному делу.
В селе было тихо.
Посреди площади с колодцем одиноко блестело на срубе ведро.
Вышли к Угре. Любимое место Поли. В воде камень, до которого, разувшись, добиралась она по шафранной мели и ложилась, обняв эту глыбину.
Под берегом бочаг родниковый. В него когда-то окунул Дементий Федорович сына своего. Поднял над рекой:
"Родная твоя!"
Камень будто бы стремился навстречу течению- рассекал гладь мерцавшими стрелами. А вокруг темная вода и медленное движение тумана, из которого поднимались клубы пара и, охладев, опускались. Так по всей реке шло это тяжелое движение, словно что-то тайное творилось в глубинах, похожее па страшную работу, которую застали вдруг люди, и река настороженно замедлила ее.
-Сколько тайн на свете! Но из всех тайн самая непостижимая - судьба, та, что еще ждет за близкой, или отдаленной завесой, за которую невозможно проникнуть - глянуть, что там впереди.
Они повернули к дому. Под звездами темная крыша была похожа на крылья птицы, а просветы в окнах - золотые глаза ее.
В душе этого дома светил огонь.
Наверху стол накрыт белой скатертью.
На столе бутылки с настойками, рюмки, тарелочки и вилки. Нарезан окорок сырого копчения. В сковороде яичница. Салат из зеленого лука и редиски залит сметаной.-Горка вяленых окуньков в лозовой плетенке. Посреди-в вазочке с водой снопик васильков: те самые васильки, которые Демеитий Федорович нарвал дорогой во ржи. Густая свежая синева их была красотой этого стола.
Но нет красоты без хозяйки дома, пока с улыбкой не войдет она, переодетая и помолодевшая.
Вот и пришла. На ней розовая кофточка, сережкя с бирюзинками камней.
От нее чуть-чуть пахло духами: казалось, внесли в комнату веточку сирени.
Дементию Федоровичу этот запах напомнил о жене и о чем-то далеком, где тоже была она, Поля его. Без нее будто и не было у него жизни, будто не помнил, что было до нее.
- Да это же сказка! - воскликнул он.- И ты, Юленька, царевна ее. Сколько тут всего. Вот царство!
- Это тебе после долгого отсутствия так кажется,- сказал Родион Петрович.
Налили и, стоя, не чокаясь, подняли рюмки.
Штора на окне тяжело раздувалась, наливаясь ветром, и с шорохом опадала - дышала, обдавая комнату прохладой. За рекой заиграла гармонь. Щемяще-нежные звуки приблизились и вдруг отдалились: куда-то в поле вышла гармонь, звала на свидание.
- За твое возвращение, Демент!
Когда сели, Юлия положила на тарелочку гостя большой пласт яичницы.
- Постойте. Не все сразу. Дайте ощутить вкус рябиновой. До чего ж хороша!
- А можжевеловую не пробовал? - спросил Родион Петрович.- Есть и моховая.
- Он даже бурьян в бутылках настаивает,-улыбнулась Юлия.
- Делаю опыты,- пояснил Родион Петрович.- Вино должно быть целебным.
- Налей моховой. Такой вряд ли где попробуешь. - Дементий Федорович попробовал настойку на мху.
- Что? - поинтересовался Родион Петрович.
- Болотом пахнет.
- Не может пахнуть болотом моховая-себряковская.
- Прости. Я не так выразился. Она пахнет медом, в который добавили торфа и потихоньку разболтали в этой бутылке.
- Не смейся. Ты заметил, мох не гниет. Седеет, но не гниет. Сила!
- Тогда еще одну!
Под окнами захрапел остановившийся конь.
Стройков приехал.
Родион Петрович вышел на улицу. Поздоровался.
Стройков строго под козырек взял; дал знать - по делу приехал.
Он был недоволен и мрачен: подняли его, когда он хотел выспаться, и жена ругала его работу, да и этот дом для Стройкова никогда не был желанным в его дорогах.
Бывал тут редко.
- Что случилось? - спросил он, заводя во двор коня.
Родион Петрович вынес из пуни большую охапку сена, положил перед конем. Сказал:
- Елагин Дементий Федорович у меня.