Холмы России

И глазами так-накось как-то. Будто накось и я ему повидней. В тени притаился. Следит. Страшно мне было рядом с ним. Вот и запомнилось: бриллианты, значит...

Всплыли три леща и, отразив серебром зарю, скрылись в глубине. Поплавок Стройкова едва заметно покосился, и его повело под воду.

- Подсекай!-закричал Никита.

Стройков бросился в траву, куда упал сорвавшийся с крючка лещ. Хотел схватить его. Но лещ выскользнул.

- За голову! За жабры его. Вот так!-Никита, яро оскалив зубы, сжал в руках рыбину, а та вдруг так хлестанула его хвостом по лицу, что он повалился в траву.

Лещ скользнул с берега, вскинулся на мели... будто лемехом пропахал воду, и было видно по пузырям, как он круто уходил в глубину.

- А жабры... где жабры? Неужто и жабры унес с собой?-хохотал Струйков.

- Глаз было не высадил, зараза!-чертыхался, уже сидя в траве, Никита, потирая глаза.- Я ему...

- Про Желавина что-слух все же или знаешь что? - Стройков уже не смеялся и даже не улыбался - смотрел в упор на Никиту.

Пропади и он пропадом!- Никита смахнул рукавом налипшую чешую с лица.-Весной в Смоленск ездил. Сашку моего помнишь? На завод к нему ездил. Вечером на тротуаре стоял, смотрел. А в трамвае-то, внутри, электричество. Видать все. Он в шляпе и в этом... как его?.. ну, ни плащ, как у вас, ни пальто...

- Макинтош, что ли?

- Во! Ну, ехал...

- Кто?

- А зараза его знает. Трамвай-то бегает быстро. Только он смотрел как-то - зырк, зырк по сторонам, ровно искал в трамвае кого.

- Желавин?

- Вот и я до сей поры думаю,- развел руками Никита,- то ли дождик, то ли снег - то ли будет, то ли нет?

- Надумал?

- А как мне привиделось, Алексей Иванович? Человек-то председателем колхоза был у нас сколько лет.

Не знаю.

Ну, тогда и не болтай лишнее... с пьяного языка - Не мути воду на хуторе,- строго предупредил Стройков.- А разберешься,.поймешь что-доложи. И чтоб ни одно ухо больше... Понял?

- А их предупреждать не надо, Алексей Иванович.

Мы - народ понятливый. Знаем, что к чему. Он с меня, зараза,.столько кровушки вылакал!..

- Это уж ваше - личное. А это... Ну как, договорились?

- Есть.

- А рыбу забери. Ты выгуливал... на своих кровных трудоднях...

-Да вы это что, Алексей Иванович?!-вскочил на ноги Никита.- Обижать?.. Не обижайте нас. Я не жмот какой.

С уловом уехал Стройков. Не знал он, что поздно вечером опять дорога ему в недалекий от хутора дом.

В этот день, перед вечером, шел по улице Щекииа человек в военном. Фуражку со снопиком синих васильков нес в руке. Голова совсем седая. За спиной рюкзак, почти пустой.

Провожали его взглядами из дворов и окон.

Дементня Федоровича Елагина здесь многие знали,- муж сестры Родиона Петровича Себрякова. Работал когда-то уездным военкомом. Тревожное время было: поджоги, убийства,- стреляли в Елагина, и он стрелял.

Потом жил в Москве. Но Угру не забывал. Часто и подолгу гостил здесь. А потом сидел в тюрьме, по делу Желавина, Вот, выпустили. Опять в военном. Уже майор.

В Москве Дементий Федорович получил назначение в Минск-в штаб округа. Забежал домой, повидаться с женой и сыном, соседи встретили:

- Поля в военной форме заходила. Проститься. Такая. красивая. Уехала в Минск. В армии там служит.

Военврач.

Там и Сергей, сын, - в военном училище учится.

Не успел к самому дорогому Дементий Федорович.

Спешил в Белоруссию. По пути туда свернул в поля этой, с давних пор знакомой сторонки. Дело у него здесь - тайна его ареста. Как проклятие пересекла она дорогу Нлагина, и где-то здесь пропал заросший быльем ее след.

Вот и дом, к которому шел: двухэтажная башенка.

над железной крышей распростерла свою зеленую тучу сосна.

Он остановился, не спешил теперь. Незабываемое встречало его, и он наслаждался - вдыхал радость и грусть этой встречи. Вон луг за Угрой. Стояли дубы на кремнистом уступе перед дорогой. Вершины их с гранатовым сумраком, как скалы, горели перед закатом.

А вот и тропка в колосистой траве - одинокая для него без Поли,- вьется к берегу, где камень и брод. Струятся камыши. Кусты склонились к воде под тяжестью все нарастающих лет.

Дементий Федорович поднялся на крыльцо. Живы и здоровы хозяева, еще дорогой узнал.

На широкой лавке смотанный на просмоленной плашке перемет, жерлицы в углу. На огороде с зелеными крышами домики пчел. Золотыми решетами подсолнухи под раскрытыми окнами. Все, как в то лето, когда был здесь последний раз Елагин.

"Как корч в землище. Не стронешь",- подумал он о хозяине и дернул за кольцо на дубовой двери.

За стеной брякнуло. Потом послышались медленные тяжеловатые шаги.

Родион Петрович открыл дверь. Распрямился. Выше поднялась седая глыбнна головы.

- Демент! Демент! - громче и увереннее, но и удивленно повторил он.

Они долго обнимались на крыльце, и было похоже, два добрых зверя боролись друг с другом.

Вышла Юлия, загорелая, в легкой белой кофточке.

- Ты глянь. Кто явился! Ну, брат, не ждал.

- Дёма! Господи! Дёма!

Юлия поцеловала его; слезы в глазах.

- Смейся, Юленька!

- Поленька бы... Далеко.

- Переступи порог! Шагни!-потребовал Родион Петрович.-Видеть это хочу!