- Так я же с самого начала, считан. И дома был.
Феньку видел. А потом полем, дорогой, как раз сахарку получил и в наступление. Под Починком хряпнулись с немцем. Сперва туда, а потом назад. Туда шли - камни белые, а оттуда - черные и красные, кровью политые.
Не видел бы, не поверил. В гимнастерках, с винтовками на танки бросались. Командующего Качалова убили.
Возле танка лежал. Теперь куда? Скажи. А то говорят, в немецкие хлева нам одна только дверка открытая.
И при других хатах - все хлева. Сколько было, а как с воза свалилось. Чем брать потом каждую версточку?
Отдавая-то, сколько положили?
- Что жалеть-то, понял теперь?
- Я и сам знаю, Ваня. В чем виноват, перед кем и в чем вины моей никогда не было.
- Куда же ты?
- А вон лесом, к дворам, воевать.
Митя сидел на пеньке. Еще хотелось спать. Полную ночку на каком-нибудь сеновале в тишине. Далекое теперь. Новосельцев все стоял, прислоняясь к березе. По засадам належался во мхах да в явере, назябся росою, и из души знобило.
- К Дарье заходил? - спросил Новосельцев.
- Да, завалился.
- Печка у нее теплая.
- Не щупал я печку.
- Топила. Вот тут хворост брала.
- Не угори. Мужик у нее гад ледяной. Топором не огрел бы. Не тут ли? Чего-то боится Дарья. Пошли,- предложил Митя.
- Ты иди.
Митя взял винтовку. Потяжелела, что ли, она?
- Значит, не товарищи.
Митя постоял, подумал.
- Когда шел я, Иван, ко мне один политрук цеплялся. Память-то у меня в овраге отшибло. А сейчас вспомнил. Он здесь почту возил.
- Кто такой?
- С виду моложавенький, а по летам много.
- Так что?
- Не политрук,- сказал Митя и дальше пошел.
Чуть не до рассвета пролежал он па старой гари в малинниках.
На юге метелились пожары, бомбовые и артиллерийские зарницы. Кто знает, что там творилось.
Багровый щит Смоленска сместился к западу - отдалился и словно бы повернулся. Митя видел, как будто что-то стронулось и сверкнуло на все стороны.
По дороге двигались немецкие танки. Спешили в сторону Брянска: часть их угрюмой броней окует правый фланг по удлинившемуся фронту 4-й полевой армии немцев, часть, усилив танковые корпуса,- на прорыв в украинские степи, где будет много взято земли и городов, и как окажется, судьба войны решалась на смоленских холмах. Ум немецкий, потрясенный, забродил, терялся в бесконечном.
Танки визжали, скрипели и рычали моторами. Спали на броне танкисты.
Пыль затопила леса. Поблескивали серпы фар. Преломленная газом и пылью, желтела над дорогой заря.
Митя кинулся в нее и скрылся. Увидел другую, далекую, запаренную влагой зарю. Повернул к лесу. Над дорогой, в пыльной завесе, высоко шла его тень.
Стройков разбудил Фепю.
- Собирайся!
Она вышла из шалаша. Накинула платок и повязалась. Шумели осины. Выветривалось из стеганки тепло нагретой соломой. Еще бы поспать. Будет ли когда, что зорькой ясной вволю понежится она?
- К Новосельцеву в гости,- пояснил Стройков.- Митька из окружения пришел. Поправку внес. Его тут не было. Другой вертелся - Павел Ловягин, барин, У немцев на службе. Предупреди Новосельцева. Не подладился бы. Лицом на Митьку смахивает. Осторожнее.
Два волка - другой со спины заходит. Ты к Дарье Малаховой когда заходила?
- Да знаю ее избу,- ответила Феня и невысоко посмотрела в небо.
- Если Новосельцева в условном месте не будет, через нее тихонько. Поняла? Митька к ней из окружения заходил. Скажешь, слышала, мол, что у нее, раненый, Митя-то. К нему и пришла.
- Не жила с ним, а пришла.
- А так вот и бывает. Да и не собьешься. Что еще посоветовать? На месте виднее будет. Почтаря затяните. Сам завалится. Берите допрос па бумагу. Все записывайте. В мелком, в незаметном хитрость себе ищите.
Под покровом ночного леса проводил Стройков Феню до землянки особой: отсюда отвезут и проведут на ту сторону.
От передовых скорбными душами неслись облака.
- Жигарева! - позвали ее.
Стройков слышал, как кто-то сказал ей:
- Платок пониже на лицо.
Вышла она в толстом ватнике. Платок старый низко был опущен.
Стройков подошел к ней.
- Куда сосватал-то тебя. Ты уж прости.
- Что вы, Алексей Иванович,- с укором, даже с обидой, ответила Феня.Кому-то надо.
Она завалилась в телегу, засмеялась. Села рядом с возницей п, оглянувшись, помахала Стройкову. Вспыхнул из его руки огонек.
Двое автоматчиков, убрав оружие в сено, вскочили на задок.
"Заскрипела телега по кочкам, заваливалась.
- Дядя Никанор!-отдаленно блеснул радостью голос Фени.
Лесник своими местами вез.
Дементий Федорович Елагин вышел из машины у знакомой тропки, уже залуженной листьями подорожника. Заглохнул берег в сырых потемках олешников, и лишь две березы в подсолнечных шалях, смятенные, шли куда-то.
Перекрещен ремнями Елагин. В петлицах фронтовые "шпалы".
Полк из-под Вязьмы перешел поближе к Ельне, пополнялся в лесах.
Во дворе дома, у копны, сидел старик - сгорбился седым валуном.
"Неужели Родион?" - не поверил Елагин.
Родион Петрович посмотрел на него ясными пророческими глазами.
- Садись. А Юленька моя возле раненых. В лесу - на два луга лежат.
Дементий Федорович разворошил вершину копны и лег, широко раскинул руки.
Домотканой крашеной холстиной заполаскивалось в бочаге предвечерье.