Холмы России

- А какая она красивая, так и горит! А хвост вроде как коса, длинный. Им, наверное, сети и режет?

- Вот и хорошо,- сказала Феня.- Других рыб выручает.

- И этот хвост прямо на меня, как пику, наставила.

Я в сторону, а она как мотнется - осоку так и срезала, Я а лодку скорей.

Феня рассмеялась.

- Испугался?

- А кто ее знает, куда она метила? Будешь потом всю жизнь нейтралитет перед тобой соблюдать.

Теперь вдвоем смеялись,

- Чудак ты,

- А ты как пришла, и рыба сразу заклевала.

- Значит, счастье со мной.

В темноте причалили к берегу напротив двора Фени.

Кирьян снял с прута одного голавля.

- Тебе... А это мне дома похвалиться,- и подержал перед собой голавля, любуясь им.

- В гости сегодня заходи, раз жарянка такая,- сказала Феня.

Тихо отчалил Кирьян от берега. Впереди, расширяясь, открылась река с голубой, мерцающей от луны тропкой, где омут.

Феня зажгла лампу с засиявшим в чистом стекле огоньком, похожим на солнечный лепесток, и повесила ее на стену. Занавесила окна ситцевыми шторками.

Чуть прибралась в избе: подмела пол, застелила стол белой скатертью. В горницу заглянула. Тускнеет между окон зеркало на комоде. Кровать в углу с высокими поставленными на уголок подушками в белых наволочках и с белой накидкой. В сенях она почистила рыбу с засохшей уже чешуей, нарезала на куски, посолила ее и обваляла в муке. На загнетке печи разожгла керосинку, поставила сковороду с рыбой. Вышла иа огород нарвать огурцов. А ночь-то какая! А луна-прозрачная, чистая, как стекло, отмытое в небе из звездного ковша. Присела у гряд, ощупывая прохладные огуречные листья. Нарезала Феня и цветов у окна. Цветы поставила в кувшине на стол-солнечные шары, как называли их тут,-ярко-желтые, с густо свитыми лепестками. Стоят огуриы в тарелке, влажно-зеленые в изумрудных крапинках. Вес готово, кажется? Теперь и самой пора прихорошитьст.

Надела желтую вязаную кофту, привычно обгладила на груди и боках. Думала ли когда, что чужого ждать будет? Да разве теперь чужой! Роднее его нет. Так бы его всегда и ждала, всю жизнь. Она слышит его шаги...

Идет!.. И лишь вошел он, как сразу на все затворы замкнула двери. Он обнял ее, долго глядел в глаза.

- И до чего же ты красива сегодня!

- Такой всегда буду. Всегда для тебя... Как хорошо мне. Бывает же такое счастье на земле. Киря...

Скажи...

- Не нагляжусь на тебя, словно век уж не видел.

- И нет же у нас ничего, даже стен своих нет, как у других, а сколько счастья.

- Как это ничего у нас нет? А жизнь! А воля! Дороже всего.

- Ты уж свою волю отдал: связала я тебя. Л я и жизнь отдала: убьет за тебя Митя!

- Молчи!

- Нет у нас ничего. Так и есть. И закона-то между нами нет. Закон у меня с Митей. А с тобой счастливая.

- Хочешь, на лесной кордон уйдем? В лесу будем.

- Нет, нет. Люди еще не говорят про нас, не знают, потому-то и хорошо еще. Рано: погубим все, чую я, погубим... Так давай поживем. Да разве это не жизнь? Счастья па всем хуторе только былинками, а у нас травой некошеной. Что еще желать нам?- говорила она из боязни что-либо изменить: хотела, чтоб так и было, раз хорошо сейчас.

- Как хочешь,- сказал Кирьян.- Только любовь наша незащищенная какая-то.

- Я еще от Мити неотвязапная и не хочу с этой привязью на людях с тобой идти. Да и стыдно перед родными ТВОИМИ.

- Хватит, Феня!

- Все еще будет, погоди. Дай только на первом камне нашем хоть чуть постоять спокойно. И так, считай, жена твоя. Садись, Киря... Устал. Я замучила. Да брось ты меня. Брось! - вдруг обняв его, сказала она ожидая, как от горького этого слова встрепенется счастье.- Железом бы нас сковать, не разлучаться. Незащищенная любовь наша. Ты правду сказал.

- Бывает клятва: закон тут и железо. Клятвой скуем и защитим себя... Пошли! - сказал Кирьян и бросился к двери, раскрыл ее.- Пошли!

- Куда же?

- Я знаю.

Они вышли за хутор, где мрачно шумела лесная мгла, спустились к Угре-к камням, замшелым на берегу и гладким, скользким, смолисто блестевшим в воде.

Луна отражалась. Камни разбивали ее, но россыпь снова сплавлялась в алмазный кусок, который сверкал из темноты.

- Навсегда вместе мы. Вот тут и поклянемся,-сказал Кирьян.

Феня обняла его, прижалась щекой к его груди, глядела на камни. Вода вилась, и шелестела, и что-то, как в горячке, шептала из-за камней.

- И без клятвы нам хорошо, пока есть любовь,- сказала Феня.- А разлюбим - никакая клятва не поможет: раскатимся, как с Митей мы раскатились.

- Жалеешь его?

- Тебя жалею. Берешь ты меня, как блесенку.

А блесекка с острым крючком. Митин крючок. Хочешь, отцеплю, пока не поздно?

- Ты меня не пугай и не испытывай.

- Я видела его в лагере. Такой страшный глядел на меня из-за проволоки.

- Не бойся. В обиду не дам,- сказал Кирьян.-Для него ты жена. А для меня ты выше жс-пы

- Что же выше?

- Ты на всех путях заезда моя негасимая.

- Киря...

* * *

Подходили праздники - успеньев день, или, как говорят, успенье, которое хлопотливо встречали на хуторе.

Ни к одному празднику так не готовились, как к этому. Ьго ждали, о нем говорили и долго вспоминали потом.

Красный угол в году.