Холмы России

- Может, что говорил он или сама что заметила перед этим?

- Ничего оп нс говорил... А зачем вам это?

- Скажу и зачем. Сперва давай поговорим по душам_,

- Вы своей-то душой человека невинного не тро^ гайте.

- Какого человека?

- .. чего тогда прискочили?

- Да ведь два человека-то.

- Кто еще? Может, я?.. Может, я его стукнула, что больно ухаживал за мной ваш Желавин?

Рука Стройкова с папироской так и дрогнула.

- Ухаживал Желавин? - удивился он.-Не знал про это.

- Убили его, жалеть надо. А я и про убитого скажу.

Подльгй он был. Подлый! Грозил с Митей что-нибудь сделать, со мною повольничать.

Для Стройкова это было неожиданностью. Как близко и просто все! Час назад он был в отчаянии, что тогда момент проглядел. А сейчас этот разговор возвращал ему из прошлого этот момент. Теперь не проглядеть бы.

"Не спеши, не торопись",- успокаивал он себя и думал, что нельзя и медлить в разговоре с Феней, которая в горячке своей, как блеском мгновенным, осветила знаки этой истории.

- А ты Дмитрию своему говорила про ухаживания Желавина и про угрозы его?

Вот он, этот момент: сейчас одно слово могло все решить. Только скажет: "Да".

Стройков это и ждал: Митя убил, а отец его в безумии такого ужаса кончил с собой. Конечно, это не все, чтоб вину и правду доказать, это только версия.

- Нет,-сказала Феня.- Убил бы Митя его. Боялась. А Желавину сказала: "Если ты над Митей свою подлость исполнишь, возьму топор и убью, прямо на людях, среди бела дня, топором зарублю".

- Каким топором?

- Обыкновенным. Вон на дровах валяется.

- А топор этот новый или старый у вас?

Феня еще сильнее, с щемящей тоской почувствовала, что сама не заметила, как открыла дорогу беде.

- Не все ли равно, какой топор.

- Новый или старый? - повторил свой вопрос Стройков.

- Новый...

- А старый где?

Феня поднялась и как-то пошатнулась, задев за скамейку, которая со стуком упала на пол.

- Не убивал Мнтя, и Федор Григорьевич не убивал.

Что вы!

- Не говорю я про это. Что ты вперед забегаешь?

Про топор скажи. Садись.

Она поставила к столу упавшую скамейку и села.

- Был топор. Пропал или потеряли где, не знаю. Новый Митя из лавки принес. А Федор Григорьевич топорище сделал. Вот и все!.. Разговорились мы тут, а мне на работу пора,- сказала Феня.- На молотилке стою. Только подавай. Языком барабанить некогда.

- Не задерживаю,- сказал Стройков.

- Только вы Митю и Федора Григорьевича не примешивайте к этой истории.

- Зря не примешаем,- успокоил ее Стройков и подумал: "Какая ниточка потянулась".

Во дворе он остановился перед поленницей, где лежал топор. Поднял его. Пальцем провел по затупевшсму лезвию.

- Новый?

- Да.

- А старый так и пропал?

- Я же сказала, не знаю. Вот пристали...

Глаза Стройкова построжали, ноздри дрогнули с гневом.

- Еще и нс так пристают. Человека убили, председателя. Ты понимаешь?

- Не наше это дело.

Стройков хотел вскочить на коня, по нога сорвалась со стремени.

- Так пусть и убивают, так, что ли? Говори, да не заговаривайся. Прощай пока!

Не успел Стройков уехать с хутора, как пошли разговоры в том самом направлении, которое своим посещением Феии указал Стройков: Митю п отца его Федора Григорьевича в убийстве подозревают.

Разгадались вдруг сразу и запои Мити и смерть Федора Григорьевича - не зря так плохо он кончил.

Говорили, что Митя убил, а Федор Григорьевич знал и не выдержал - с горя обнялся с мерзлой березой.

Другие, наоборот, говорили, что Федор Григорьевич убил Желавина, а Митя потому-то и пил, что знал об этом и мучился.

Были и такие: не верили, что Митя и отец его могли пойти на такое, но доказать это ничем не могли, лишь была вера сердца.

Да и за что им убивать Желавина? Что не поделилито? Митя завмагом работал и подчинялся своим районным властям. А Федор Григорьевич плотник, он и вовсе редко бывал дома-работал на стороне. Правда, Желавии хотел привязать его к колхозу. Но разве привяжешь, когда отовсюду просили и приказывали что-либо срочно сделать и даже приезжали за ним? Золотыми были худощавые и жилистые руки его.

Но был и такой слушок, который кое-что разъяснял сомневающимся: вся кровь из-за Фени, за ней Желавин хотел потаскаться. А Митя и Федор Григорьевич расправились: показали, как за чужими бабами бегать.

Это были, так сказать, главные корни всех разговоров, от которых расходились более мелкие, даже совсем едва заметные, что и Феня причастна к этой истории, потомуто и терпела такую жизнь с Митей, и сейчас из страха терпит.

Все ждали, что будут к празднику новости, еще чтото откроется.

А праздники приближались.

В самый канун во Всходы приехала на похороны жена Желавина - Серафима.

Она тогда, как пропал ее муж, не вернулся из Щекина, ждала его день, другой, и третий день ждала, и четвертый. А потом схватила дочку, чемоданчик с пожитками и ушла с хутора.

Лишь раз оглянулась она на далекие избы с медью солнца в окнах.

- Будьте прокляты! Пропадите все!..

Уехала в Москву, и там за дворницкую работу дали ей комнатушку.