Холод

Перед дверью обнаружились следы множества звериных лап, а поверх них я заметил следы подошв. Сомнений никаких: тут был человек. Вот только с какими намерениями он приходил? Почему он не позвал меня? Зачем так бестолково ломился в закрытую дверь? Всё-таки хорошо, что я не открыл: с этим типом было явно что-то не так.

Я рассудил, что переться в ночь по этому страшному пустому городу — безумие, а потому решил переночевать в святилище, а когда рассветёт, двинуться по следам незнакомца. Если тут есть разумные люди, значит, они где-то живут и что-то едят. Больше всего меня сейчас интересовало второе, поскольку запасы съестного подходили к концу.

Вернувшись в святилище и заперев дверь, я стал думать, где лучше устроиться на ночлег. Попробовал расположиться на скамье, но та оказалась слишком узкой. Тогда я улёгся за алтарём прямо на полу. Одежда моя была тёплая, да и холода я не чувствовал, поэтому надеялся, что не простужусь.

Перед сном опять долго размышлял об этом странном месте, о смерти, которая почему-то не оборвала мой жизненный путь, и о человеке, в теле которого я очутился. Судя по ране в груди, его явно кто-то пытался убить. Да и белокурая девица говорила о каком-то предательстве. Так кто же я? И кто меня предал? Да и куда надо выбраться? Уже день прошёл, а ответов никаких. Мозг взрывался от догадок, которые были одна другой нелепей.

Потом вспомнилась семья, оставшаяся в моём старом мире, вспомнилась мать. Я злился на дядю Витю, из-за которого так нелепо, да ещё с летальным исходом оборвалась моя поезда домой. Вот же старый баран! Ездил он тут, видите ли! Пять километров захотел сократить… И что теперь? Я оказался непонятно где, да и сам он, небось, утонул. Там выбраться нереально.

Досада сменилась тоской. Аж плакать захотелось от осознания того, что ни мать, ни жену с сыном я больше никуда не увижу. Для них я умер. Жена осталась вдовой, ребёнок — сиротой, а мать потеряла единственного сына, который двенадцать лет не был дома. И всё из-за нелепой случайности и неосторожности.

Усилиями воли я заставил себя не думать о доме. Смысла нет жалеть о том, что ушло и больше не воротишь. Теперь у меня другая жизнь в другом мире, и чем скорее я с этим смирюсь, тем лучше.

И всё же душу щемило. Грусть и тоска вгрызались в сердце больнее, чем зубы монстров. С этими чувствами я и заснул.

Сон во Сне 1

Облокотившись на мраморную балюстраду, я взирал на город, что раскинулся у подножья горы, на вершине которой находился дворец и окружающим его садом. Рядом стоял высокий мужчина средних лет, облачённый в чёрный кафтан с широкими обшлагами и золотой вышивкой по бортам, под кафтаном виднелся золотистый камзол, из-под рукавов выглядывали кружевные манжеты рубахи, а икры обтягивали белые чулки.

Лицо мужчины было суровым и загрубевшим. Три шрама «украшали» его: два небольших — на лбу, а третий, самый большой, пересекал лицо по диагонали. Мужчина носил аккуратно подстриженную и ухоженную бородку, а длинные волосы его были стянуты хвостиком на затылке. Высокая треуголка белела пышной окантовкой из перьев, а на боку висела тяжёлая шпага с витой гардой. Облик его говорил о том, человек этот — очень богатый и, скорее всего, знатного происхождения, а ещё он — бывалый воин, проведший в боях и походах немало времени.

— Отец, — мой голос был подростковым, ещё до конца не сломавшимся, — кто эти люди, которых сегодня сожгли на главной площади? Это колдуны, да? Те, кто поклоняются Чёрному Богу?

— Да, Даниил, ты всё верно понял, — мужчина старался говорить мягко, хоть и чувствовалось, что такая манера общения ему непривычна. — Понимаю, первый раз это зрелище вызывает не самые приятные ощущения, но и ты должен понимать, что эти мерзавцы сами выбрали свой путь.

— Среди них были молодая женщина и мальчик, — сказал я.

— К сожалению, каждый может сбиться с пути истинного и встать на сторону зла. И тогда остаётся лишь одно, — в голосе мужчины послышались железные ноты. — Ты должен чётко понимать это. Вкусив пепельную смолу, человек перестаёт быть человеком, оставаясь таковым лишь с виду, да и то до поры до времени. Когда ты увидишь, во что превращаются те, кто служит Чёрному Богу, ты не будешь испытывать к ним ни милосердия, ни сострадания.

— Я понимаю, отец.

— Это хорошо, — как-то устало проговорил он, — хорошо, что понимаешь. Если ты когда-нибудь встретишься с подобным, твоя рука не должна дрогнуть, кто бы перед тобой ни оказался: мужчина, женщина, ребёнок. Конечно, это работа следственного отдела, но всякое случается в жизни.

Я промолчал. В голове вертелась куча непонятных мыслей и слов.

— Я знаю, о чём ты думаешь, Даниил, — сказал мужчина после долгого молчания, — знаю, о чём ты переживаешь. Не терзай себя почём зря. Всему своё время. Ты — светлейший, и это главное. В тебе течёт кровь великого клана. Талант не всегда раскрывается в раннем возрасте, иногда Господь дарует его много позже. Я знавал такие случаи. У тебя есть ещё год, прежде чем ты отправишься в Сон на свою первую охоту. Время есть.