Холод

Если бы не эти документы, его бы давным-давно депортировали, и канула бы лету его тема, любимая и главная, по двойным звездам. И тема «Щит» тоже канула бы, а за нее было бы особенно обидно, потому что тема, благородная, важная, существовала как международная, общепланетарная — они составляли реестр крупных астероидов, которые представляли потенциальную угрозу для Планеты. Да, именно так, Планеты — с большой буквы. Сэт состоял в рабочей группе по этой теме шестнадцать лет, и его трудами реестр пополнился на целых пять значительных объектов и почти на два десятка средних. Много, очень много.

Звездочет…

Бечевка резала пальцы, книжная стопка казалась сейчас непомерно тяжелой и неуклюжей.

«Надо пойти домой, — думал Сэт. — Надо домой, выпить валидол, и чаю горячего. Но чтобы пойти домой, нужно сперва перестать прислоняться к стене, а это почему-то очень сложно. Ладно, сейчас попробую».

* * *

Домой.

В этой комнате на первом этаже Сэт прожил всю свою жизнь, точнее, ту ее часть, которая началась после университета. Комнату выделил тот самый первый директор, и молодой рауф тогда очень обрадовался, ведь комната была своя, личная, а это значит, что тебя ценят, уважают. С точки зрения Сэта комната ему досталась замечательная. Большая, четырнадцать метров, и даже с собственной раковиной при входе. Обставлял ее Сэт долгие годы, и главной деталью обстановки являлись, конечно, библиотечные шкафы, в которых жила его личная библиотека. Шкафы эти Сэт достал случайно, лет сорок назад, и сейчас они были населены книгами, которым, следовало признать, места в шкафах уже не хватало. Художественной литературы Сэт у себя не держал, поэтому библиотека его подбиралась исключительно научная, собственно, в этом-то как раз и не было ничего удивительного.

Еще в комнате имелся письменный стол, дубовый, крепкий, пара стульев, журнальный столик, и узкая кровать; причем кровать, по мнению Сэта, отнимала непозволительно много места — будь его воля, он бы спал на полу, отдав книгам то пространство, которое занимал сам.

— …Не балуйся, — предупредил директор. — Знаю я вас, молодежь. Ну или балуйся, но только чтобы тихо.

— Да у меня и в мыслях не было, — заверил тогда Сэт.

— Знаю я, чего у вас в мыслях нет в пасмурную погоду, — усмехнулся директор. — Сэт, я серьезно. Если кого-то приведешь, чтобы не шумели.

— Я никого не приведу, — покачал головой Сэт.

— Почему? — удивился директор.

— Не хочу, — честно ответил тогда Сэт. — Я работать хочу.

Директор посмотрел на Сэта, как на сумасшедшего, тот ответил ему недоуменным взглядом.

— Даже у Струве, между нами говоря, были дети, — заметил директор. — И существовала династия.

— Знаю. Ну и что? — Сэт нахмурился. — Я как-то вообще про это не думал.

— Зря, — вздохнул директор. — Сэт, тебе двадцать четыре года. Вполне можно подумать о будущем.

О будущем Сэт как раз думал. В частности о том, что с его происхождением лучше даже не начинать думать про то, о чем просил сейчас подумать директор.

— Лучше не надо, — попросил Сэт. — Яков Егорович, я лучше… я лучше так. Пожалуйста.

— Ну, дело твоё, — вздохнул тогда директор, как показалось Сэту, с сожалением. — Там ребята решили подарить тебе на новоселье электрический чайник. Сделай вид, что удивлен.

* * *

…Войдя в комнату, Сэт положил книжную стопку на пол, в уголок, сел на стул, и принялся стаскивать с себя башмаки. На башмаках, надо сказать, места живого не было — последние десять лет Сэт чинил их сам, заклеивал, латал, пытался как-то нарастить вытертую подошву. Но все равно, башмаки промокали, ноги в них нещадно мерзли, кости болели — особенно сильно сейчас ныли косточки больших пальцев. Кажется, где-то был анальгин, и надо бы его принять, потому что если не принять, заснуть от боли не получится.

Так.

Стоп.

Сэт резко выпрямился, настолько резко, что у него снова потемнело в глазах.

Заснуть?

Правда?

Может быть, его высочество Звездочет надеется выспаться, позавтракать, и откушать кофею? А больше ты ничего не хотел… как там про тебя только что сказали… педрила вонючий?

Нет никакого «завтра», вдруг со всей отчетливостью понял Сэт. Может, для кого-то и есть, но только не для старого звездочета. Для старого звездочета есть вот этот вечер за окном, заметенные снегом кусты сирени, засвеченное небо ужасного серо-лилово-гнойного цвета; есть холодная комната, в которой выключили отопление, и хорошо, что есть хотя бы электричество — можно чаю выпить. Вот это есть. И ничего больше нет.

Сэт повернулся к зеркалу, небольшому, пыльному, висящему в простенке рядом с дверью.