Холод и яд

Варвара Ветрова, 21:13

Ну… Можно сказать посмеялся)

Фил вышел из сети и, с размаху запустив сигаретную пачку в угол, выдал в воздух пулемётную очередь самых яростных слов, клокочущих в горле от гнева и отчаяния.

Фил пнул грушу и расселся на полу. «Чем я им не угодил? Учусь хорошо – чуть ли, блин, не отлично. Дома появляюсь редко. Жить здесь после выпуска не претендую. Что надо-то? Почему, блин, почему у кого-то родаки, как Варькины? А у кого-то мой?! – сердито рыкнул Фил и прислушался к шевелению в квартире; тишина – как обычно, в общем-то. Только она почему-то была хуже громких конфликтов. – Ничего. Сам разберусь со всем. Как обычно».

Глава 10

Артём пялился в потолок, отстукивая кончиками пальцев по холодной серой стене незатейливый ритм. На пианино он не играл уже года четыре как: проникся гитарой. Но руки всё помнили и перебирали по неровностям стены, как по клавишам. Когда родители ещё не развелись, у них в углу детской стоял синтезатор, за которым вечерами любила играть мама. А потом они с ней даже пытались играть в четыре руки. Мама уехала, интерес к пианино пропал, а сам синтезатор пылился где-то в отцовском гараже (если, конечно, отец не продал его). «Что мама скажет, когда узнает, что случилось!» – Артём растёр ладонями лицо и с кряхтением перевернулся на живот, вжимаясь щекой в жёсткую подушку. Койка запоздало страдальчески простонала под его весом, царапая слух.

Небо полыхало в зарешеченном окне. «Сколько уже времени?» – Артём рефлекторно покосился на левое запястье, но тут же разочарованно наморщился. Часы у него отобрали. Вместе с ремнём. И Артём не понимал, зачем. Ладно ремень – на нём заключённый мог повеситься или придушить сокамерника. Но что насчёт часов?

Артём дёрнулся и потёр лоб: в собственных мыслях он уже окрестил себя заключённым, хотя ещё ничего не было понятно. Вчерашний день до последнего казался кошмаром, пока Артём затемно не подскочил на койке от резкого падения во сне. Он долго ворочался, не мог уснуть: какие-то думки носились в сознании туда-сюда; койка скрипела, кажется, при каждом вздохе; железный каркас, прикрытый тоненьким матрасом, был таким волнистым, что теперь рёбра ныли, как после драки.

Артём тихо выдохнул, качнув головой, и всмотрелся в рассвет. Обычно в это время он сидел в школе, склонившись над уроками и отчаянно зевая, Фил припадал на ухо какими-то дурацкими шутками, а Варя поочерёдно укоризненными тычками пыталась их перевоспитать. От воспоминаний стало приторно-сладко, так что губы болезненно скривились, а горло сдавил спазм. «Интересно, как там они? Блин, только б Фил ничего не выкинул, как он может! – ладони до жара растирали лицо. – Главное, чтоб к Муромцеву не попёрся. Только неприятностей отхватит. А Илья ведь не виноват. Наверное. Да что я парюсь? Может, они поверили, что я виноват. Прям как батя». Артём вымученно сел на кровати и поболтал ногами в воздухе.

На столе, ввинченном под маленьким решётчатым окошечком, стояла синяя спортивная сумка, вчера переданная Светлаковым от отца. Там нашлась сменная одежда: не в школьной рубашке, в самом деле, спать ему. Пара тёплых носков, умывальные принадлежности и записка от отца. Встретиться им лицом к лицу не позволили. Да Артём и не сильно хотел сталкиваться с серыми глазами отца, полными разочарования и горечи. Именно так он смотрел на Артёма, когда в кабинете директора Иванов в коротких и резких выражениях объяснил ему ситуацию.

***

понедельник

Артём сидел, положив подбородок на сложенные руки и гипнотизировал горку вещей, вываленных из его рюкзака. Тетради, учебники, запчасть от PSP, валявшаяся здесь, кажется, целую вечность. И два белых пакетика. Артём видел такую магию только в Вариных киношках и редко удерживался от едкого комментария, мол, полицейские как будто вообще ничего не боятся. Похоже, иронизировал зря. Светлаков и Иванов были, очевидно, из тех, кого едва ли напугает что-то, кроме бедности. Особенно Светлаков: даже Артёму с его неискушённым взглядом было понятно, что костюм стоит под сотку тысяч, печатка – тоже не дешёвое удовольствие. «Не сотня, конечно, но есть и под пятьдесят…» – отвлечённо подумал Артём.

Его не покидало ощущение, что всё это – какая-то постановка, дурацкий розыгрыш, который сейчас отмотают назад. Но вместе с тем чудилось, будто он ступает на что-то омерзительно липкое, дрожащее, готовое сиюсекундно провалиться под ним. Земли Артём не чувствовал с того момента, как под конвоем двух полицейских пошёл к директору.

«Дурдом какой-то», – Артём почесал переносицу и поднял голову.

Перед ним сидел батя. Он пришёл минут двадцать назад и всё это время что-то вполголоса обсуждал с полицейскими в углу: очевидно, вникал в ситуацию. Артём был слишком погружён в себя, чтобы прислушиваться. Но, видимо, бате удалось договориться на беседу: все покинули кабинет как-то слишком быстро и тихо, словно растворились и превратились в невидимок. Отец стащил из вазочки на столе директора мятную карамель и задумчиво покрутил в руках.