Холод и пламя

Как-то раз эдил Фронтин, который приходил проверять уровень жидкости в акведукте Аппия, сказал мне, что земля у города не дает хороших урожаев, несмотря на обильное орошение. И понемногу стали привозить гальские вина, испанское оливковое масло, африканскую и египетскую пшеницу. А некоторые земли остались вообще незасеянными.

Я, Вергилий, выдолбил это в то время, когда Рим был сердцем могущественной республики и с давних времен владел большей частью мира.

III.

…и продолжал рождать избранников бога и баловней времени и судьбы. Когда Антоний умер, триумвират распался и Октавиан остался один. После наведения порядка в государственных делах, он попросил отставки перед Сенатом, сказавшись больным. Но Сенат приказал ему не делать этого «во благо народа и республики*⁴. И, передав свой триумвиратский сан, Октавиан первым из всех получил звание императора.

Блеск и золото заливали форум и стадионы, потому что в Риме было много богатых. Октавиан же обнаружил другой способ прославиться еще больше. У него был друг по имени Гай Меценат, тоже весьма богатый человек, который содержал в своих владениях поэтов, чтобы они писали, не заботясь о пропитании. Но мне не очень нравились их строфы, потому что, по моему мнению, в них было больше наслаждения, чем мысли. Мысль блуждает в поисках истины, поэтому выходит иногда острой или шероховатой. Наслаждение же представляет истиной самое себя, и из-за гладкости своей пользуется завистливой любовью. Но я, знавший Сенеку, считаю, что мысль полезнее. Однажды Гораций, напившись пьяным, вложил всю дерзость в стихотворение, названное им «Памятник» или что-то в этом роде; этим он посмел бросить вызов судьбе, поэтому я преклоняюсь перед ним и приветствую его.

Октавиан, по прозванию Август, умер после изгнания галлов из Рима, оставив преемником своего пасынка Тиберия. Когда и Тиберий умер, императором стал Калигула. Четыре года спустя его нашли зарезанным, и императором стал Клавдий. Он хорошо управлял 13 лет, но его отравили, а императором стал Нерон. Однажды ночью я проснулся и увидел небо освещенным и красным. Нерон поджег Рим, а потом умер, бросившись на меч. Императором стал Веспасиан. После его смерти императором стал его сын Тит Флавий. Когда умер Тит, императором стал Домициан. Но он переоценил самого себя и его убили. Императором стал Марк Кокций Нерва, а после его смерти на его место пришел теперешний император Марк Ульпий Траян, пусть будут благосклонны к нему боги!

Все это я узнал от сборщиков налогов и эдилов, которые приходили ко мне, чтобы проверить уровень воды и побеседовать. А огненное небо я увидел сам.

Однажды утром я услышал конский топот, и, выйдя на улицу, увидел останавливающуюся роскошную колесницу. С нее сошел какой-то грузный мужчина, приблизился и оглядел меня:

— Это ты поэт Вергилий? — спросил он недоверчиво.

— Да, — ответил я. — Так меня называют.

Тогда, к моей неожиданности, он отступил на шаг и отвесил мне поклон. Я решил, что он путает меня с Вергилием Мароном, и предупредил его:

— Я не из кружка Мецената!

На что он отреагировал с удивлением:

— Какого Мецената?

И тогда я вспомнил, что с тех пор, как умер Меценат, люди, посещавшие меня, сменились несколько раз. Толстый человек сказал мне, что его господин, освобожденный раб, а сейчас начальник городской канцелярии финансов Ульпий Урбиний любезно приглашает меня в свой дом, чтобы я прочитал перед ним и его гостями самые лучшие стихотворения. Введенный в соблазн глазами своими, которые были преисполнены желания увидеть что-нибудь новое, я согласился. Так в первый раз я оставил акведукт Аппия. Как только мы удалились от него на пол-мили, я снова стал слышать шум воды, который давно уже не замечал.

За одним из изгибов дороги передо мной предстала изумительная картина. Рим блестел под нами — великий, чистый, мраморный. В утренней дымке я различил аркообразные очертания одиннадцати акведуктов, которые, как свинцовые лучи, склонялись к городу со всех сторон.

В доме Ульпия Урбиния я встретил Лючию, которая была в то время молодой рабыней-танцовщицей, и влюбился в нее. Ульпий, сам освобожденный раб, устроил пышное торжество и дал ей волю, прибавив к тому же хорошее приданое, чтобы мы смогли вступить в брак. Той же самой ночью я познал огненное таинство ее тела и полюбил его наравне с ее душой. Мне стало ясно, что женщина непостижима как бог, и поэтому создана рождать жизнь.

В роскошном дому Ульпия Урбиния было 4 фонтана, водопады, водяные часы и даже собственная баня с двумя мраморными бассейнами, так что воды, к которой я привык, было в изобилии. Больше всего мне нравилось купаться вместе с Лючией в ее бледно-розовой ванне, где никто другой не мог увидеть ее обнаженной.