Холод южного ветра (СИ)

Неподалёку раздался тихий стон, подстегнувший нас. Каждый лихорадочно щёлкнул фонариком, осветив место нашего сбора. И каждый увидел, как у сержанта над бровью красуется рваная рана, залив пол лица кровью, а левая рука обвисла безжизненной плетью. Мундир грязный, рваный, на коленях — прорехи, лямки рюкзака покрыты тёмно-бурым.

Невольно сравнив себя с начальством, я приуныл. Основательно ему досталось, без врача понятно. А он ходит, нами, оболтусами, руководит. Впечатляющая сила воли. Наверняка же больно. Мне бы так, но… вряд ли. Давно, маленьким, как-то руку сломал, так выл на всю округу. С тех пор боюсь боли. До дрожи в коленках боюсь.

Невольно почувствовал, что завидую Бо, хотя и понимаю, что это глупо. Чему тут завидовать? Я — целый, он — терпит.

Нафиг! Каждому своё!

— Быстро! — донеслось со стороны ворот, куда без объяснений, спешным шагом уходил объект моих рассуждений. — Двадцать минут! Время пошло!..

* * *

Не успели стихнуть командирские шаги, как неугомонный Сквоч лихорадочно тараторил, увлекая нас за собой:

— Прикиньте, пацаны! Стою на посту, и ка-ак упорет! Взрывы! Вокруг свист, огонь, а я как в аттракционе ужасов, — каждое слово он подкреплял размахиванием рук. — Куда бежать? Куда прятаться? И не страшно! Знаю, мимо меня эта напасть пройдёт. Мне ведающая тётка на ярмарке говорила: «Жить тебе, паренёк, долго да счастливо»! Хорошая тётка! Не обманула!

Трепло. Нашёл, когда байки травить…

Озлившись, Дрю Пат ударил говоруна кулаком в плечо.

— Завали хайло! Без тебя хреново… — после чего не сдержался, выплеснул недовольство. — Почему целые и здоровенькие остались, а нас за ранеными гонят? У меня ногу цапнуло…

— Ходишь — значит целый, — парировал Сквоч, оставляя последнее слово за собой, однако полностью не угомонился. — Вит! Что ты о том, что под нами, мычал?

Не надо тебе столько знаний, дружище.

— Земля под нами. Отстань. Контузило меня. Несу всякий бред, а ты и уши развесил…

Дальше приютский выпытывать не стал. Ускорился.

… На наши голоса подтягивались те, кто мог передвигаться самостоятельно. Мы указывали им направление к точке сбора. Понимали парни не сразу — пялились ошалелыми глазами в темноту и боялись отрываться от коллектива. Жались поближе, точно потерявшие мамку собачата.

Хамоватый и бесцеремонный Дрю прогонял их к точке сбора пинками.

Группа вынужденно замедляла темп. Приходилось возиться с примкнувшими, отбирая у них медпакеты и наспех блокируя раны разной степени паскудности; отвлекаться на неходячих.

Что интересно, никто из увечных глотку не драл. Они тихо стонали, наращивая громкость страданий по мере нашего приближения. Боялись.

Шок.

И я боялся. Никогда и помыслить не мог, что вляпаюсь в такое приключение. Спасибо ночи, скрадывающей общую картину трагедии, иначе с ума бы сошёл.

Фонарики из-за узости луча выхватывали пострадавших сослуживцев не полностью, частями, и увиденное мне не нравилось. Кровь, внутренности, слёзы, грязь, тёмные лужи, в которые страшно ступить, мольбы о помощи, восковые лица, судороги, ошмётки…

Постоянно кого-то выворачивало.

А снова впавший в ненатуральную весёлость Сквоч случайно нашёл Цапкиса. Того самого, с которым я делил последний караул. Точнее то, что от него осталось: половинку тела c раскроенным черепом.

После этого мне стало похер. Вообще. Словно я по продуктовому маркету гуляю, в отделе разделки и полуфабрикатов. Сработало что-то в башке, убирая человеческое начало на задний план.

Другие, похоже, переживали аналогичную ломку. С каждым пройденным метром мы вели себя всё более уверенно, всё более бездушно.

Работы хватило всем. Мы поспешно носили найденных к Ежи с Доном, те укладывали их рядком, без разбору вкалывая обезболивающее и блокируя кровотечения. Приходилось «санитарам» не сладко. Раненые, получая надежду не подохнуть в одиночку, брыкались, плакали, надсадно выли. Двоим, особо шумным, при перевязке дали закусить винтовочные ремни.

Упаковки от жгутов, медицинского клея, обеззараживающих пластырей уже составляли небольшой холмик.

Когда вернулся Бо Мид, рассчитались по порядку и подбили итоги.

Ситуация обстояла далеко не лучшим образом. Из штатных тридцати четырёх человек самостоятельно могли передвигаться девять, включая нашу «тройку аналитиков»; из неходячих в сознании находилось трое, без чувств — пятеро.

Обмен короткими репликами показал, что более-менее уцелели лишь те, кто по разным причинам находился в относительно укрытых местах.

Прочие — мертвы. Нападавшие, вдогонку к тяжёлым ударам, прошлись бомбовыми кассетами. Теми самыми, которые, взрываясь в воздухе, выбрасывают из себя множество мелких поражающих элементов и перепахивают всё вокруг, не оставляя ни единого шанса всем, кто не спрятался. Следов от неё — не счесть.

… Поначалу, осознав цифры, не поверили. Ну как так? Вечером же ещё стояли в одном строю, перебрасывались шуточками, а теперь…

Кто-то забормотал молитву, кто-то надсадно сопел, с осатанением грызя губу, кто-то, чтобы не впасть в истерику, стучал ладонью по амуниции, проклиная всех и вся.