ХОЛОД МАЛИОГОНТА

Уже через несколько мгновений они цеплялись за обросший водорослями скользкий край кормушки. Опередив всех, на понтон вскарабкался Антоша и, плюхнувшись на колени, стал помогать Казаренку.

– Вот зараза! Все-таки тяпнула одна! – Чилин выбросил на плот тренированное тело, перекатился на спину. Плечо его кровоточило. – Савченко, держись!

Лишь оказавшись на зыбком клочке суши, Дмитрий разглядел, что рыбины все свое внимание переключили на отставшего оперативника. Захлебываясь и кашляя, тот бил их руками и ногами, временами надолго скрываясь под водой.

– Черт! Да это никак Варфоломей его треплет! Не сдох, значит, подлюка.

– Держись, Коля! – Челентано вытряхивал из пистолета воду. – Сейчас мы им зададим…

Щелкнула запасная обойма, в уши ударило выстрелом.

– Давай, Чилин! Лупи их в хвост и в гриву! А ты, Савченко, шуруй на всю катушку!

Пули впивались в воду, прорезая длинные пузырчатые лучи. Некоторые из них достигали цели, заставляя меченосцев выписывать бешеные круги, взвиваться малиновым телом над водой. Вскоре Колю Савченко уже выдергивали на пенопластовую твердь.

– Эй, господа хорошие, опрокинемся! – Дмитрий заметил, что кормушка опасно кренится. Все шестеро рисковали вновь очутиться в жутковатой близости от оголодавших хищников.

– Подумать только, меченосец размером с корову! – губы у Савченко дрожали. Жалкий, вымокший до нитки, он походил на перекупавшегося подростка.

– Да уж… Вернись все обратно, лично вышвырну этот ящик на улицу! – Чилин, морщась, изучал покусанное плечо. Придвинувшись к нему ближе, Дмитрий оторвал от рубахи широкую полосу и занялся оказанием первой помощи.

– Инстинкты, господа-товарищи, грубые инстинкты! В сущности, милые меченосцы не алчут крови, они попросту хотят кушать.

– Вот бы и кушали друг дружку!

– А это уже каннибализм.

– И что с того? Нормальная вещь! Каннибализм…

* * *

Человек в широкополой шляпе возник из воздуха, из ниоткуда. Пышные усы его дымились, дыхание со свистом вырывалось из ноздрей, из простреленной груди. Александр сразу обратил внимание на залитый кровью плащ незнакомца. Предчувствуя самое недоброе, оглянулся на Маципуру. Тот уже держал усача на прицеле.

– Не стоит, молодой человек. Как видите, сегодня в меня уже стреляли и без особого успеха… – повернув голову, странный человек неожиданно рявкнул. – Зинка! Ты все-таки упустил их! Я что тебе говорил?!

– Пан Панкратило, выслушайте! Христом Богом! Ведь аз есмь, честное-пречестное!.. – Громбальд забегал вокруг человека в шляпе. – Я ж, как последняя канарейка работал! Вот и свидетели, простые мирные граждане. Один, правда, убежал, но можно еще вернуть. Вы же знаете, как я бегаю. Как говорится, сложное – трудно, простое – труднее. А тех, что в машинах… Поверьте, их было не меньше сотни. И все, как один, с ПТУРСами. Грубые отвратительные типы! Ударили Громбальда в нос, ударили в ухо… Пожалуйста, полюбуйтесь! Вполне возможен перелом надкостницы, – у Громбальда вновь побежало из носа. Он жалобно зашмыгал, глаза его увлажнились. – Вы же знаете, ради дела я готов на все. Даже на предательство. Но эти мерзавцы наводили на меня ПТУРСы. Шесть или семь штук сразу. Как говорится, еще немного, и бедного Громбальда можно было бы собирать по кусочкам…

Последние слова он почти пропищал. Панкратило молча поманил его пальцем, и Громбальд покорно поплелся к усачу.

– Никогда не ври, когда ответствуешь перед кандидатом! Дхарма, милый мой, – это дхарма! Впрочем, ты и сам знаешь, – медный кулак обрушился на макушку Зиновия, заставив Громбальда с охом присесть. При этом ухватился последний отчего-то за живот, а не за голову.

– В следующий раз получишь звонче. Компрене? Вот так… Так… А это еще что за театр?

Взор Панкратило пробежался по Александру и распростертому на асфальте двойнику.

– Зиновий! Я тебя спрашиваю!

Причитая и по-прежнему держась за живот, Громбальд поднялся и путано принялся объяснять, что было вполне честное намерение задержать и немножко, как говорится, припугнуть. И все бы вышло замечательно, если б неожиданно не наехали машины Мамонта…

– Ясно, – Панкратило нервно шевельнул плечом, и злосчастный труп растворился в воздухе. – Машины, стало быть, уехали, один из свидетелей удрал, остались только эти пятеро.

– Пятеро, – Громбальд энергично закивал, на всякий случай, тыча пальцем, громко пересчитал: – Один, два, этого не считаем, а этого в ум берем, три и четыре. То есть пятеро, если примерно и приблизительно.

– А точнее?

– Точнее – никак невозможно! Но около пяти, могу поклясться! Цифра магическая, в некотором смысле даже роковая – так что лучше бы не уточнять…

– Не болтай попусту!

– Так ведь я и говорю: пятеро правдолюбцев – вот эти, значит, самые… Тогда я их, правда, не пересчитывал, но беседу на предмет величайшей опасности мифоманства и фрустрационных иллюзий провел. Они ж – эти самые течения – фундамент общественный подмывают! Это ж ни в какие ворота! Тем паче, что и ворот-то у нас нет, – сплошные калитки да лазейки…

– Короче! – взревел Панкратило.

Глотая слова, Громбальд заторопился: