Холодная акватория

– Жаль, не выпивать нам больше у него, – погрустнел Сосновский. – Не знаю, уж что там такого знает этот славный грек, но его арестовала наша военная разведка. Не могу понять, неужели абверу больше нечем заняться? Или они решили выведать у бедного грека адреса его поставщиков алкоголя?

Сосновский покосился на лейтенанта Аккарди, который старательно прислушивался к разговору своего командира и подвыпившего немецкого гауптмана, который, как они подозревали, служит в СД. Присев на борт катера, чтобы быть ближе к итальянскому капитану, Сосновский заговорил серьезно и немного тише, но так, чтобы Аккарди все же разобрал его слова:

– Айман, я вам симпатизирую. Вы замечательные солдаты и верные союзники. Не зря фюрер с большим уважением относится к дуче и называет его братом. Мы с вами братья по оружию, и мне не нравится, когда кто-то так относится к своему долгу. Если бы я видел, что у вас есть интерес к какому-то человеку, то не стал бы использовать служебное положение в своих целях. Я бы обязательно с вами обсудил это. А Штанге знал, что вы бываете у этого грека, что у вас сложились с ним хорошие отношения. И я знаю, что его избивают и пытаются выбить признания об истинных отношениях с вами. Некрасиво. Но я на вашей стороне, если придется докладывать начальству! И знаете почему? Потому что грек молчит!

С торжествующим видом Сосновский отчалил и погнал катер дальше вдоль побережья. Капитан Парето выругался вслед подвыпившему немцу и подошел к девушке.

– Ну что скажешь?

– Нет, это не то. Обычный рыбацкий баркас. У него и надпись на борту хорошо видна. Недавно красили.

– Хорошо. Гаспар, последнее погружение. Осмотреть дно вокруг судна, и уходим. На сегодня все.

– Командир. – Аккарди подошел к капитану. – Вы верите этому немцу?

– Гаспар, если он и работает в СД, то его туда устроил какой-нибудь влиятельный родственник, чтобы парень не попал на восточный фронт. Он правда попал в этот район, но я думаю, исключительно из-за своих кутежей и связей с женщинами неарийской крови. Не думаю, что он такой уж великолепный актер, чтобы разыгрывать такой образ. Чтобы установить с нами деловые отношения, можно было поступить гораздо проще. Думаю, что это обыкновенное соперничество или элементарная месть за что-то. Я думаю, хуже не будет, если мы наведаемся к этому майору Штанге.

Катер отчалил и пошел вдоль берега. Других судов поблизости не было. Сосновский взялся за руль, а Селиверстова быстро достала лист бумаги, карандаш и уверенными движениями стала рисовать. Минут через десять она протянула Михаилу портрет.

– Похожа?

– Да ты просто великий портретист, Маша! – восхитился Сосновский, разглядывая два изображения: на одном незнакомая девушка была нарисована в профиль, на втором анфас. – Теперь бы еще передать эти твои художества в Москву. Только быстро ведь не получится. Придется как-то самим разбираться здесь. Результат опознания через Москву займет уйму времени. А у нас его совсем нет. Сможешь еще нарисовать? Чтобы можно было показать разным людям в одно и то же время.

– Смогу, – кивнула Селиверстова. – А знаешь, Миша, мне ее лицо кажется знакомым.

– Да? Откуда? Вспоминай. – Сосновский сбавил скорость катера и посмотрел на девушку. – Это ценный момент. Интуиция, если она есть, никогда не подводит. Если что-то вспомнилось, постарайся выжать из памяти все. Ты спортсменка, она тоже ныряет с аквалангом.

– Я думаю, что мы наверняка встречались на международных соревнованиях. Там я могла ее видеть. Только и она меня может вспомнить!

– Не у всех такая память, как у тебя. Не факт, Маша, не факт!

Шелестов сидел за самодельным столом, покрытым старой изодранной клеенкой, и рассматривал рисунки, которые принес Сосновский. Максим и не подозревал, что Мария так хорошо рисует. Почему она этого не говорила? И в личном деле таких способностей отмечено не было. Не посчитала нужным, поэтому и промолчала. Думала, баловство, и только. А оно вон как пригодилось. Получше фотоаппарата. Молодец, Селиверстова!

Сосновский сидел напротив, расстегнув воротник форменного немецкого френча, и маленькими глотками, смакуя, пил ледяную колодезную воду.

– Получилось? – спросил Шелестов, кладя рисунок на стол.

– Думаю, что получилось. Реакция у них на меня предсказуемая, значит, я их правильно понимаю. Не верили бы, что я из СД, давно бы послали куда подальше или стали бы игнорировать. А они терпят и любезничают. Значит, ждут пользу от знакомства со мной.

– Ладно, подождем их реакцию на твои сведения. Борису там несладко!

– Думаешь они его допрашивают? – Сосновский покачал головой. – У них нет ничего на Когана. Даже близко ничего нет. Подозревать его – значит, подозревать любого в Анапе. Нет, Максим Андреевич, я думаю, что у Штанге иной план. Потрясти они его потрясут. Но цель не в этом. Майора итальянцы интересуют, а Боря у него – лишь инструмент.

– Твоими бы устами да мед пить, – вздохнул Шелестов.

– Моими можно и квасок из бочки возле кинотеатра на Серафимовича, и водочку. А еще давненько я не пробовал хорошей наливочки домашней.