Холодная гавань

В эту ночь Фил Дрейк почти не сомкнул глаз. Он ворочался, взбивал подушку так и эдак, но всякий раз, когда его накрывала сладкая волна, на него обрушивались кошмары сродни тем, что одолевают детей во время горячки, и он сразу просыпался. И тут уже в голову лезли беспорядочные и бессвязные мысли, в которых отсутствовал всякий смысл. Так в школьном читальном зале он мог битый час просидеть в полной тишине, не перевернув страницу учебника, не прочитав ни одной строчки.

В день его приезда мать одним пальцем раздвинула занавески в горошек на двери в спальню дочери и зятя («Отлично, не спит»), и с тех пор, стараясь гнать от себя эти мысли, Фил тем не менее отдавал себе отчет в том, что он в любой момент может подсмотреть за тем, как они занимаются любовью. Хочешь — ночью, хочешь — днем, а в условиях его работы в «Костелло» появилась и новая возможность: утром. Впрочем, для него это было не столько серьезным искушением, сколько пародией на него, пошлым фарсом. Надо быть полным ничтожеством, чтобы пойти на такое. И поэтому, всякий раз проходя мимо зашторенной двери, он вырастал в собственных глазах.

В это утро, придя с работы, он слонялся по дому из-за бессонницы, видя, как первые лучи солнца проникают во все комнаты, кроме спальни сестры, и мысли его крутились вокруг этой двери и занавески. Он даже постоял перед ней, чуть дыша и почти касаясь пальцем занавески, словно проверяя, каково это — совершить непростительный поступок, и… отошел от двери с отчетливым пониманием: нет, это уже не пошлый фарс и не пародия, а самое настоящее искушение.

И вот он лежал без сна, пока за окнами разгорался день, а в голове путались бессвязные мысли, не считая одной, мрачной и навязчивой: все в этом мире бессмысленно. Начиная от всего, что происходит в этом доме, и заканчивая ресторанной парковкой, где он будет сегодня ночью собирать жалкие чаевые. С таким же успехом можно просить милостыню. Если он перестанет появляться на работе, вероятно, этого даже не заметят. Клиенты как-нибудь припаркуются без всякого «планирования», а уж войти или выйти из ресторана они точно сумеют без помощи дурацкого фонарика Фила Дрейка. Другое дело, что лучше уж болтаться на парковке, чем торчать дома.

На кухне он застал одну Рейчел — сегодня была ее очередь готовить; она и накормила его ужином, чему он был рад — только бы не видеть мать.

— Я почти уверена, что разрожусь еще до того, как ты вернешься в школу, — сообщила она брату. — Так что вы с ним, так сказать, успеете познакомиться.

— Ну, что же. Будем надеяться.

Возможно, Рейчел любила всех без разбора, а если и нет или не всех, то, по крайней мере, убедительно имитировала такую любовь.

— Эван в последнее время резковат и грубоват, но ты не обращай внимания. Мне кажется, он не в восторге от идеи, что станет отцом, — в смысле снова станет отцом, — но со временем он с ней свыкнется.

И Фил заверил ее, что он все понимает.

Вечером в «Костелло» он грезил на ходу и двигался как сомнамбула, а вскоре после полуночи он совершил свою первую глупейшую ошибку за лето.

Левая граница парковки не была четко обозначена — сказать, где заканчивались ресторанные владения и начиналась неосвещенная автостоянка спасательной станции, не представлялось возможным, — и в первый же день, когда Фил приступил к работе, менеджер обратил его внимание на этот проблемный участок. При большом наплыве посетителей ресторана, объяснил он, это может сработать им на руку, так как три-четыре лишние машины всегда можно воткнуть в это малозаметное местечко, и ребята со спасательной станции скорее всего закроют на это глаза, но Филу следует смотреть в оба, если там решат «припарковаться» школьные парочки. С помощью фонарика он должен прогнать их еще на подъезде — пусть знают, что здесь им не место для свиданий, — но уж если они там пристроились, пожалуй, будет лучше оставить их в покое.