Холодная ярость

– Я не умею обманывать, – добродушно улыбнулся Виктор Викентьевич. – Сейчас не бандитские 90-е годы, чтобы заниматься «кидаловом», – пояснил он. – Сейчас на таких принципах никто не работает и бизнес не делает. Сейчас все цивилизованно и основано на доверии. Деньги здесь, в укромном месте, – сообщил он, – и, если мы с тобой договоримся – свою часть ты получишь через два часа.

– А вы не боитесь? – ехидно поинтересовался Кондратьев.

– Чего? – не понял Виктор Викентьевич.

– Меня. – Александр лукаво глянул на Еременко. – Вы мне отдадите деньги, а я вас возьму и не отпущу. Или того хуже – убью, а тело – в пропасть.

– Не боюсь, – беззаботно откликнулся Виктор Викентьевич. – Хотя перспектива не самая радужная. А не боюсь потому, что меня все равно будут искать до тех пор, пока не найдут. А когда найдут тело – тебя вычислят моментально. Это раз. А во-вторых, я чувствую людей, их душу. – Виктор Викентьевич глянул на Александра со всей возможной теплотой. – Ты не из тех людей, которые не держат слово. У тебя есть душа. И твоя душа – прекрасна…

Глава 38

Володька летел по снежному панцирю острова, совершенно не щадя трофейный снегоход. Машина подпрыгивала на неровностях, то и дело отрываясь от земли и пролетая над поверхностью добрый десяток метров. Видимость была хорошая, и провалиться в случайный разлом он не боялся. Торопиться его заставляли другие причины.

Первая – это американцы. Конечно, он лишил их еще одного транспортного средства. И теперь на два снегохода было шестеро коммандос, но они могли оставить четверых людей в условном месте и пуститься за Локисом-Еременко вдвоем на двух машинах. Тем более что америкосам кровь из носу нужен был именно русский пассажир. Кроме того, они прекрасно знали, что у Еременко не было никакого оружия, а значит, он не мог оказать даже подобия сопротивления. Поэтому коммандос мало чем рисковали, отправляя в погоню два снегохода. По идее они могли справиться и одной машиной. До поры до времени такой расклад вполне устраивал Владимира, но американцы были не столь далеко, как ему хотелось бы, и поэтому надо было гнать во весь опор.

Вторая причина, она же самая главная, – это то, что он по времени не успевал на место встречи с Кондратьевым. Друг, конечно, подождет до последнего, и даже сверх того – уж Башку Володька знал хорошо, – но не сможет же он дожидаться целую вечность? Тем более что Локис, как старший по званию и теперь ответственный за ход операции, сам приказал Кондратьеву не дожидаться его, а двигать на базу или в ближайший поселок и попытаться во что бы то ни стало связаться с Москвой.

То, что Сашка может уйти, не дождавшись его, Володьку мало беспокоило. Кондратьев боец опытный и в обиду себя не даст ни при каких обстоятельствах. Гораздо больше Локиса беспокоил другой вопрос: сможет ли его сослуживец выбраться с Гренландии? Да еще вместе с пленником. Плана эвакуации он не знал, да и сам Локис знал его приблизительно. Вначале капитан Коноваленко не посчитал нужным знакомить своих подчиненных со всеми деталями операции по их эвакуации с Гренландии и прикрытию отхода. А потом у Олега Петровича уже просто физически не было ни времени, ни возможности. Сашка же вообще не знал про такой план.

А исход всей операции сейчас, в общем-то, зависел от него, от Кондратьева. Пленник находился под его охраной и опекой. Сможет ли молодой спецназовец, впервые участвующий в подобной операции, достойно ее завершить? В этом Локис сильно сомневался. Башка еще не знал многих хитростей и тонкостей службы, характерных для российских подразделений элитного спецназа парашютистов. Ведь одно дело хорошо стрелять, бегать, десантироваться в любых погодных условиях, уметь разминировать и обращаться с любым видом стрелкового оружия и техники. И совсем другое – уметь общаться жестами, взглядами, просчитывать то, что может и должен сделать не только противник, но и свой брат-спецназовец. Такой тонкой наукой Кондратьев еще не владел и мог по этой своей неопытности случайно завалить всю операцию, которая так успешно подходила уже к завершающей фазе…

Именно поэтому Володька и гнал свой снегоход, не жалея ни себя, ни машину. И все равно он опаздывал, пусть и ненамного. Каково же было его удивление, когда в условленном месте не оказалось не только Кондратьева с их общей добычей, но и даже малейшего намека на то, что они здесь вообще были.