Холодная ярость

– Я хочу отвести тебя к Артему, – сказала Марина, накладывая бинт. – Он лежит там у себя и весь трясется. Представляешь, какое для ребенка было потрясение! Я его успокоила, как могла, но он не заснет, пока не увидит тебя.

Я объяснила ему примерно, что произошло, насколько он может понять. Но он должен увидеть главного злодея. Пусть увидит, что ты не злодей и что его драгоценному папочке ничего не угрожает.

Вадим ушел через час, когда окончательно пришел в себя и понял, что лежать дальше не имеет смысла.

Марина перевязала майора, потом они вместе зашли в комнату к Артему, а затем Марина приготовила чай. А когда в дверях показался Вадим и попросил для себя тоже чашку чая, Марина, обернувшись, так посмотрела на него, что он сразу все понял.

– Убирайся отсюда, – сказала она резко и тоном, говорящим о том, что между ними действительно с сегодняшнего дня все кончено. – Я ведь тебе уже сказала.

Ты встал, можешь ходить? Вот и прекрасно – иди. Или надо наряд вызывать?

Она усмехнулась и добавила:

– Тебе было уже сказано – ты здесь не прописан. Давай двигай. А если захочешь видеться с сыном, то звони по телефону: я выведу тебе Артема в скверик.

Спорить Вадим не стал: он был слишком напуган тем, что с ним только что случилось.

Из окна кухни было видно, как в темноте перед домом зажглись фары «гольфика», как Вадим вырулил на проезжую часть и как поначалу медленно, а потом все быстрее помчался по улице. Когда задние огни машины скрылись за поворотом, Вербин поднялся.

– Прости меня за то, что так получилось, – развела руками Марина. – Я не могла предполагать, что эта скотина придет сюда и будет тут поджидать. И этот скандал… Ужасно.

– Я чуть не убил его, – пожал плечами майор. – Слава богу, обошлось.

Он улыбнулся и слегка приобнял Марину за плечи. Всего на секунду, на долю секунды.

– Не переживай, все постепенно образуется, – сказал он, сам смутившись своего жеста и отворачиваясь. – Устал я сегодня как собака. Поеду, и ты ложись спать. Завтра снова тяжелый день. Артемке привет, и пусть забудет поскорее о том, что увидел. Кстати, хорошо рисует мальчик. Он не только герой, но и художник. – Взгляд Вербина медленно скользил по стенам кухни, где были развешаны многочисленные корабли и клоуны. – Ему ведь семь лет всего, – произнес Владимир. – Для семи лет просто потрясающе нарисовано. Парусники: сразу видно, что мальчишка рисовал, о море мечтает.

Марина вздохнула и негромко заметила:

– Это мои рисунки. И я не мечтаю о море, просто отдыхаю так.

От неожиданности Вербин крякнул и закрутил головой в разные стороны.

– Ты? – изумленно спросил он. – Ты хочешь сказать… Это твои рисунки?

Он переводил недоуменный взгляд с картинок на смущенную Марину и обратно.

– А ты рисуешь еще что-нибудь?

– Нет, – качнула она головой. – Только клоунов и корабли. Корабли и клоуны – вот и все, что меня интересует в жизни. – Марина рассмеялась.

Закрыв за майором дверь, Марина ощутила опустошенность. Она долго еще сидела на кухне и курила, пуская дым длинными струйками в открытую форточку. О том, что с Вадимом сегодня все закончилось навсегда, она понимала. И радовалась этому. Называется: не было бы счастья, да несчастье помогло. Когда-то уже все равно пора было прекратить эти безумные отношения. У нее все никак не хватало собственной решимости, но вот повезло: пришел Вербин, и у него решимости хватило. Вадим навсегда покинул ее жизнь, ушел из нее.

В квартире стояла тишина, тихонько булькала вода в закипающем чайнике, а Марина сидела у окна на кухне, погрузившись в воспоминания.

«Пора спать, – несколько раз одергивала она себя. – Ты с ума сошла, ведь утром на службу. Спать!» – приказывала она себе, но каждый раз тщетно. Впервые за последние месяцы она вдруг позволила себе всерьез подумать о майоре Вербине.

И впустить в свое сознание память, то, что все последнее время она настойчиво пыталась спрятать в глубине подсознания. Потому что понимала: если будет вспоминать о том, как они встретились в первый раз, то просто не сможет работать в отделе. Не сможет находится рядом с этим человеком. Потому и не давала воли своей памяти. А сейчас вдруг словно прорвало…

Это случилось с ней на пятом курсе. Артемке исполнился годик, и тогда ему впервые поставили диагноз – нарушение работы сосудов головного мозга. Стоило мальчику чуть утомиться, побегав, как он становился плаксивым и словно чего-то пугался.

– Мама, мамочка, – испуганно лепетал он, тараща глазенки и хватая Марину за руку. – Там большое… Большое в глазах…

Сначала Марине казалось, что ребенок что-то выдумывает, сочиняет, что это просто истеричность. Но оказалось – совсем не так.

– Нарушение зрительных объемов, – объявила врачиха в диагностическом центре после мозгового исследования. – Ничего удивительного. Кровообращение в сосудах не правильное, вот оттого все и идет. Спит плохо?

Артемка никак не мог заснуть в иные вечера. Стоило закрыть глаза, как ему начинало казаться, что предметы вокруг принимают чудовищно большие размеры, меняют свои очертания. Он не спал, нервничал, зрительные объемы становились еще страшнее…