Холодная комната

– Да, но не быстро. Часа через полтора. Скорая приедет гораздо раньше. Делаем так. На «Скорой» довозим Альбину до поворота, где пост охраны. Там, на посту, Кирилл её заберёт и сделает всё, что нужно. А мы с тобой поедем в больницу.

– Что он ещё сказал?

– Чтоб ты не боялась. Так и сказал: «Пускай не боится».

– Я всё равно боюсь, – прошептала Юлька, закрыв глаза, – мне просто ужасно! Они опять пришли, эти глупые, злые рожи! Мамочка! Где ты, мамочка?

Экипаж Скорой помощи состоял из двух молодых парней. По очереди коснувшись головы Юльки, они размотали бинт и сразу сказали, что нужна госпитализация.

– Неужели всё так серьёзно? – спросила Сонька.

– Как вам сказать? Если ей нога не нужна, то, в принципе, нет, не всё так серьёзно. Где телефон?

Альбина дала мобильник.

– Где её паспорт?

– Она его потеряла, – сказала Сонька. И тихо-тихо прибавила, – мы заплатим! Мы хорошо заплатим. Вы только нас отвезите туда, где лечат.

– Лечат в Швейцарии. Говорите возраст, имя, отчество и фамилию.

Сонька назвала Юльку Новиковой Светланой Марковной, двадцати восьми лет. Пока один фельдшер созванивался с диспетчерской, другой сделал Юльке укол, затем – перевязку.

– Тридцать шестая, – сообщил первый, кладя мобильник на стол.

– Это где такая? – спросила Сонька.

– В Измайлово.

– А она хорошая?

– Я уже ответил на ваш вопрос. Пожалуйста, одевайте её. Чем быстрее тронемся…

– Тем быстрее отрежут ногу! – внезапно подала голос Юлька, и, призывая на помощь все свои силы, встала с постели, – не прикасайтесь ко мне! Я самостоятельный человек!

Тут её качнуло. Она упала. Сонька помогла ей одеться. Фельдшер, который делал укол, легко, как пушинку, взял её на руки и понёс к машине. Его напарник нёс саквояж.

Оба медработника разместились в кабине, рядом с водителем, а Альбина, Юлька и Сонька – в задней части машины. Юлька легла. Автомобиль тронулся. Благодаря тому, что Альбина заблаговременно установила автоматический режим работы ворот, их створки раздвинулись перед «Скорой помощью», а потом закрылись за ней. Лёжа на боку, с прижатыми к животу коленями, Юлька не отрывала глаз от сапог Альбины, с которой ей, скорее всего, вряд ли предстояло ещё увидеться. Нужно было что-нибудь ей сказать. И Юлька сказала:

– Альбина! Если я сдохну, ведьма тебя не тронет. А если я вдруг не сдохну – сдохнет она. Так что, будь спокойна.

– Заткнись, – был ответ Альбины, – тебе нельзя разговаривать.

– Что ты видела?

– Где?

– В том доме.

– Юлька, у тебя уже нет ни сил, ни гроба, ни тёмной комнаты, чтоб заставить меня о чём-то тебе рассказывать.

– Тогда слушай! Если Ленка и Танька завтра… то есть, сегодня уже не выйдут – я не умру. Клянусь, я тебя найду и с одной ногой. Спроси у Кирилла, за что я мотала срок и за что я в розыске.

Тут машина остановилась перед шлагбаумом.

– До свидания, девки, – сухо произнесла Альбина, вставая, – с вами ужасно весело было.

И, открыв дверцу, вышла к охранникам. Те подняли шлагбаум. «Скорая» неуклюже тронулась, и, с опасным завалом влево выкатившись на тёмную полосу шоссе, помчалась к мерцавшему вдалеке багряному зареву. Его отсвет вскоре заполнил внутреннее пространство «Скорой». Юлька не понимала, почему Сонька зевает, почему фельдшеры так спокойно переговариваются с водителем и смеются. Ведь это – отсвет геенны огненной! И она надвигается на неё, на Юльку, которая никому за все три десятка лет своей жизни не причинила зла, кроме мамы! Да как такое возможно? Ведь это просто немыслимо! Неужели это не сон?

Ровный гул мотора ледяной проволокой наматывался на Юльку, сдавливая ей рёбра и заставляя откусывать воздух ртом.

– Юленька, не плачь! Тебе это не идёт. Мне тебя не жалко, когда ты плачешь.

Это был голос Соньки.

Глава непронумерованная, которую можно и не читать

Матвей где-то слышал, что счастлив тот, кому дано распознать звёздные минуты жизни своей ещё до того, как этот период из настоящего уйдёт в прошлое, а грядущее озарит бессмысленной и безбрежной звёздной тоской. Исходя из этого, он, Матвей, был счастливчиком. Да, он ясно осознавал, что этот весёлый и шарлатанский рынок – пик его жизни. Больше того – пик жизни целой страны, и скоро она с него сковырнётся в такую цивилизованность, что все будут дрожать от страха и этому страху радоваться. Как скоро? Многие полагали, что года через два-три.