Холодная мята

И действительно, разве не ощущается школа великого русского гуманиста, когда Тютюнник рассказывает о том, как хихикают от удовольствия Антон и Палашка, которые сегодня ночью должны стать настоящими собственниками: вот-вот опоросится свинья, а за продажу каждого еще не родившегося поросенка уже старательно подсчитаны деньги и что на них можно купить. Но… появился на свет единственный поросенок, да и того задушил со сна нерадивый Антон («Затмение»). Как не вспомнить унтера Пришибеева при знакомстве с Маркьяном, которого даже усопшего никто искренне не оплакал: ни дети, ни жена, ни родственники — всем казалось, что он и мертвый вдруг вскочит и, выкатив налитые кровью глаза, гаркнет свое излюбленное: «Порядок надо знать!» («Поминали Маркьяна»).

Ирония у Г. Тютюнника часто перерастает в сатиру. Блестящим примером этого является рассказ «Сын приехал». Как и в большинстве произведений Тютюнника, действие в нем развивается плавно и естественно, словно бы без всякого вмешательства автора. Описывается приезд Павла Дзякуна с женой и сыном в гости к родителям. Кажется, ничего особенного не происходит — многие с детьми и женами приезжают погостить в деревню к родичам. Разве только один штрих остановит наше внимание: Павло Дзякун прибыл на собственном «Москвиче». Гости навезли всевозможных городских подарков, жена молодого Дзякуна Рита пошла на огород и слегка прополола грядки, сам Павло наловил рыбы в пруду, а под вечер, как водится, устроили небольшую вечеринку в честь прибывших. Вот и весь рассказ. Однако внешний сюжет ничего не передает из того, что хотел сказать и сказал писатель. Именно здесь ярко проявляется двуединство объективного изображения действительности и активной позиции автора. Взять хотя бы тот же «Москвич». Идет простое описание его внешних примет: блестящая окраска, никелированные буфера, всевозможные циферблаты на приборах, покрытые ковровыми дорожками сиденья, репсовые занавески на заднем и боковых окнах… Но незаметно приходит ощущение, что от вещей нечем дышать. Затем выясняется, что вес эти коврики и занавески, канистры и брезент Павло приобрел еще в ту пору, когда первые детали его автомобиля «только еще отливались где-то на заводах». Итак, мечта давняя и несокрушимая. Выясняется также, что из-за «Москвича» Павло долго не женился — уже было за тридцать, знал, что семья потребует больших расходов: мебель, одежда, множество других вещей для жены — деньги и разойдутся. А он в последнее время даже в отпуск не ездил к родителям, избегая непредвиденных трат.

И вот перед нами апофеоз многолетних стремлений: «Теперь Павло имел все: квартиру, жену, машину, сына, двести рублей заработка вместе с премией, и чувствовал себя так, как ему хотелось! спокойно, уверенно и независимо». Обратите внимание на то, в каком порядке перечисляет автор «добытое» Дзякуном, все для него выстроилось в один общий ряд: вещи, деньги и самые близкие люди — жена и сын.

Кое-кто из писавших в то время о Тютюннике говорил, анализируя этот рассказ: вот, мол, смотрите, еще одна жертва меркантильности и голого расчета, этому человеку уже никогда не дано испытать счастья. Однако все дело в том, что сам Дзякун над таким сочувствием только бы посмеялся: он-то счастлив более, чем кто бы то ни был. Имеет все, о чем мечтал, живет спокойно и сыто — чего еще нужно? Разве не в том счастье, чтобы, стоя возле новенького своего автомобиля, независимо скрестив руки на груди, в новом костюме и башмаках в тон, в ответ на приветствия односельчан, отвечать им, глядя куда-то поверх их голов: «Зассте»? А разве не удовольствие смотреть на всеми уважаемого директора школы, где когда-то с грехом пополам окончил семь классов, как он возится со свиньями в сарае, а ты, меж тем, подъезжаешь к его дому на собственном новеньком «Москвиче»?.. А может быть, счастье в том, чтобы на работе начальство тебя уважало, а подчиненные боялись? Так и это есть! Дзякуна, конечно же, уважают нужные ему люди, а подчиненные опасаются, потому что «раз не послушался, а в другой — на такие наряды посажу, что в получку только расписаться придется». Женился он, правда, не на той, которую когда-то полюбил первой своей почти детской любовью. И все равно не прогадал: Рита, хоть и не прочь была раньше погулять, зато теперь ни-ни, надежнее в семье…