Холодная мята

Тютюнник вскрыл духовную пустоту такого человеческого типа, которого, кажется, ничем не проймешь: он «законно» возьмет свое в любом положении, у него на все свой холодный взгляд и железный расчет. Даже на счастье и мораль. Однако именно эта уверенность в себе закоренелого обывателя заставила писателя задуматься над другой стороной явления. Своевременно выявить зародыш мещанства в обыкновенном человеке, показать обстоятельства, при которых расцветает такое отношение к жизни и людям, предостеречь от этого чистые души — вот новая творческая задача Тютюнника. Вспоминается один из лучших рассказов писателя «Тысячелистник», давший название его второму сборнику. Этот рассказ неизменно включается во все последующие издания. Как было отмечено О. Никаноровой сразу же после первой публикации рассказа, во внешне спокойной и композиционно уравновешенной сюжетной структуре таится «непоказной», «тихий», но свежий и неожиданный психологический конфликт».’(«Дніпро», 1969, № 6).

На первый взгляд, и вправду ни о каком конфликте не может быть и речи: старый лесник Данило Коряк каждое лето с нетерпением ждет в гости из Харькова дочь и зятя, особенно последнего — хорошего, доброго, образованного человека. Живут молодые в согласии, растет у них дочка — только бы и радоваться старику. Но один разговор засел в памяти Данилы еще с первой встречи с зятем. Старик, видя, как Игорь каждое утро, едва проснувшись, хватается за книги и все что-то там вычитывает, а потом что-то чертит карандашом и все думает, думает, однажды не выдержал и спросил: «Разве ж, сынок, так отдыхают?» Потом Данило и зять беседовали мирно и с полным уважением друг к другу, однако оба ощутили, как что-го встало между ними, какое-то непонимание. В словах Игоря старику слышится некая высшая истина, которую он не способен постичь. Вспомнил он свою молодость: с фронта вернулся на погорелый двор, трудно добывал свой собственный кусок хлеба, долго вынашивай мечту о достатке в семье. Коряк с беспокойством размышляет над жизнью зятя: «Чего ему еще? Работа — лучшей не сыщешь: чистая, культурная… Одеты оба, как с иголочки… Квартира, ребенок, еды вдоволь… Разве так живут, как мы когда-то?» И захотелось ему сказать Игорю, посоветовать от души: «Ты, сынок, про всех не очень пекись, а про себя больше заботься, потому что никто о тебе не позаботится».

Вот здесь-то и возникает некий моральный акцент. Разумеется, Данило Коряк не обыватель. Он скупо, по-крестьянски любит зеленый мир лесов, лугов, озер, щедр на доброе слово, с нежностью вспоминает свою юную любовь к Польке, с которой душа в душу прожил вот уже не один десяток лет. Но тем не менее собственные невзгоды привели его к мысли, которую так часто можно услышать ныне от пожилых людей: «Пускай хоть наши дети не знают тех трудностей, что выпали на нашу долю, пусть поживут в достатке!» И все начинает постепенно «подверстываться» под это убеждение: модная одежда, со вкусом обставленная квартира, сытная еда становятся целью существования, а чтобы как-то оправдать все это перед самим собой, невольно вырабатывается соответствующая философия «обо всех не очень беспокойся…» Не удивительно, что молодыми такого рода советы воспринимаются уже как правило, возникает потребность иметь больше, чем позволяют возможности, для этого выискиваются сверхсредства, приносится в жертву все, что не «блестит». Откуда же взяться искренней любви к природе, земле, людям?

Данило Коряк не собирался настраивать свою дочь на обывательское существование, как это было в семье Дзякунов. Это почувствовал Игорь и старается разбудить сознание старика, заставить его посмотреть на все иными глазами. И пусть это действительно «тихий» конфликт, однако Данило уже не сможет жить по-прежнему. Недаром он, хоть и собирался вначале, так и не сказал зятю о том, что нужно прежде подумать о себе, а уж потом заботиться о других. Что-то остановило старика…

Если в рассказе «Тысячелистник» писатель еще прибегает, условно говоря, к публицистическому воздействию на читателя, то гораздо более топко он решает подобную проблему в рассказе «Отдавали Катрю». Деревенская девушка, дочь хуторского «лавочника», полгода работавшая буфетчицей на Донбассе, выходит замуж за городского инженера. Однако возникает ситуация, обратная предыдущей: муж Катри, приехавший на собственную свадьбу к родителям молодой жены, свысока относится к хуторянам. Не признавая местных обычаев, свадебный обряд он называет комедией, а захмелевших шутников и плясунов — язычниками. Все ему здесь чуждо, и единственное, чем он успокаивает себя, это то, что скоро, усадив молодую жену в казенную «Волгу», уедет отсюда.