Холодная песня прилива

Малькольм и Джози явились первыми, в шесть. Официально это еще не было началом вечеринки: они заглянули поболтать и застряли. Я колола на палубе лед, только что доставленный из магазина в большом пластмассовом ящике, и Малькольм со своего судна расслышал призывный звон пивных бутылок. Две секунды — и он уже стоит на понтоне, приветливо болтая со мной ни о чем, а под мышкой три бутылки французского красного.

— У нас его еще много, если твои запасы кончатся, — обрадовала меня Джози, поднимаясь вслед за Малькольмом на борт. — В прошлые выходные мы смотались во Францию. Запасались к Рождеству.

— Я думала, вы вина не пьете, — сказала я, протягивая Малькольму открывашку вместе с первой за вечер бутылкой пива.

— Вообще-то, не пьем, — согласился Малькольм. — По правде говоря, сам не знаю, на фига мы его столько купили.

Я прибрала как смогла. Бывает, конечно, и лучше, но все-таки бо́льшую часть вещей удалось скрыть от чужих глаз, и даже кухня смотрелась более или менее пристойно. Морин подкинула меня до супермаркета, а обратно я вернулась на такси с двумя ящиками пива и несколькими пакетами льда, огромными упаковками чипсов и головкой сыра — мысль купить его пришла мне в магазине и показалась неплохой. Не очень-то я умею принимать гостей, но, по крайней мере, на недостаток алкоголя никому жаловаться не придется.

Джози принесла чесночный хлеб в фольге.

— Думаю, его можно подогреть на плите, — сказала она.

— Я не собиралась зажигать плиту. Будет душно, народу-то много соберется.

Малькольм, признанный эксперт по обустройству жизни на борту (сколько я наслушалась его советов за последние пять месяцев!), громко фыркнул:

— Ночью окоченеешь, если не растопишь плиту.

С минуту мы все изучали плиту или, скорее, печь (она топилась дровами), установленную на кафеле в углу салона. Малькольм был прав: сейчас нехолодно, но в четыре часа утра зубы начнут выбивать дробь.

— Давай растоплю, — вызвался Малькольм. — А вы, дамы, поднимитесь пока на палубу и полюбуйтесь закатом.

Проходя мимо камбуза, я прихватила открывашку и открыла две бутылки пива (не такие холодные, как хотелось бы, но достаточно прохладные), а Джози тем временем посмеивалась над Малькольмом: дескать, мужчина разжигает огонь, бабы не мешайте.

— Он обожает огонь. Мы одно время собирались сделать центральное отопление, но он все откладывал и откладывал. Начинает запасаться дровами с лета, а то вдруг похолодает. Того и гляди свалит одно из деревьев в парке.

Ниже по течению стояла их «Джин из Скэрисбрика», узкая баржа, на которой Малькольм и Джози жили с котом по имени Освальд. Вскоре после того, как я поселилась на борту, я услышала обрывки их разговора о «тетушке Джин» и поначалу решила, что с ними живет еще одна женщина, однако вскоре сообразила, что «тетушка» — ласковое прозвище их судна. Мне, вероятно, следовало бы подумать о дружеском наименовании для своего.

«Свое» судно я узнала с первого взгляда. Я просто почувствовала: оно и никакое другое. Цена выходила за первоначально установленный мною предел, но мои финансы как раз пошли на поправку, и я позволила себе присмотреться к судам, которые раньше заведомо отвергала. «Месть прилива» требовала ремонта, но корпус у нее был крепкий и салон в приличном состоянии. Моих сбережений как раз хватало на покупку, а ремонт предстояло делать самой в течение года, соблюдая строжайшую экономию.

Забавное имечко «Месть прилива», отметила я в тот день, когда решилась вложить в нее все свои денежки. Возле меня на понтоне стоял Кэмерон, владелец судна и яхтенный брокер в одном лице. Не идеальный продавец: вечно спешил по другим делам, переминался с ноги на ногу и только что вслух не восклицал: «Берешь ты ее, наконец, или нет?» Его счастье, что я влюбилась с первого взгляда и уже не могла передумать.

«Месть прилива» представляла собой двадцатипятиметровую баржу, так называемую гаагскую. Баржи этого типа ходили по каналам Гааги, и высота их рассчитывалась по высоте гаагских мостов. Эту крепкую рабочую лошадку построили в 1903 году в Голландии. После Второй мировой войны с нее сняли мачты, установили дизель и перевозили грузы в Роттердамском порту, а в семидесятые ее перепродали, и она отправилась через Ла-Манш. С тех пор она побывала в многих руках, одни использовали «Месть прилива» как грузовое судно, другие катались на ней или даже селились на борту, кто-то любил ее больше, кто-то меньше, кому-то везло, кому-то не очень.

— Последний владелец приобрел ее перед вторым разводом, — пояснил Кэмерон. — Перехитрил свою женушку: вложил в покупку все семейные сбережения. Назвал было коротко и ясно — «Месть», но сообразил, что это чересчур прозрачно, и переименовал в «Месть прилива».

— Наверное, я придумаю другое имя, — сказала я, когда Кэм вел меня в свой офис подписывать бумаги.

— Не советую. Менять имя судна — плохая примета.

— Плохая примета? Куда уж хуже, чем владеть судном, названным в честь распавшегося брака?

Кэмерон поморщился.

— Но ведь тот, кто назвал ее «Местью», переименовал ее?