Холодная сталь

Один за другим начали гибнуть от рук бандитов мои товарищи. Кто-то был застрелен из снайперской винтовки, кого-то переехала машина. Два раза были сорваны операции по задержанию крупных «авторитетов». Бандитов предупредили.

За день до гибели капитана Комина я поделился с ним своими сомнениями.

– Я тоже думаю, что кто-то в прокуратуре стучит на нас «ворам в законе», – сказал капитан. – Но «вычислить» эту продажную шкуру не так уж сложно. Четырнадцатый Отдел засекречен. Доступ к информации о нашей деятельности ограничен. Круг подозреваемых сузился до трех человек. Через пару дней я уже точно буду знать, кто нас предает.

– Предоставьте мне, пожалуйста, удовольствие защелкнуть на его запястьях наручники, – попросил я тогда капитана.

– Пожалуйста. Для меня главное не арестовать бандита, а преодолеть лимит времени.

Мне кажется, что именно лимит времени и погубил Четырнадцатый Отдел. В этой игре бандиты владели инициативой, а у нас не было времени для ответного удара.

На следующее утро после нашего разговора капитан Комин был расстрелян неизвестными на улице из автоматов системы «Узи», когда направлялся из подъезда своего дома к служебной «Волге». После этого бандиты поднялись в его квартиру, вышибли дверь и хладнокровно расстреляли семью Комина – жену и двоих детей. Соседка Коминых имела неосторожность выглянуть из двери на лестничную площадку, когда услышала выстрелы, звуки которых были ослаблены глушителями, и также была убита.

После смерти Комина начался тотальный отстрел всех сотрудников Четырнадцатого Отдела. Неизвестными были похищены все материалы следствия по делу коррупции в правоохранительных органах.

Затем началась охота на меня. Мне кажется, в том, что я уцелел, есть большой элемент чуда. В это время я был женат на Надежде. Нашему сыну исполнилось двенадцать лет. Я знал, какая участь их ждет, поэтому спешно забрал из города и отвез на дачу моего знакомого.

Однако этим подонкам удалось выследить меня, когда я приехал на дачу увидеться с семьей. Мы сидели втроем на веранде дома и ужинали, и по нам был открыт огонь из автоматов на поражение. Едва над головой просвистели первые пули, я инстинктивно рухнул на деревянный пол и потянул за собой жену. Сын замешкался, растерявшись. Пуля попала ему в горло.

Мне удалось избежать смерти в тот раз. Рана в горле, к счастью, оказалась для сына неопасной. Я отвез Надежду и Бориса в Салехард, а сам вернулся в Тюмень и жил в разных квартирах, находящихся под контролем прокуратуры. Каждую ночь мне приходилось ночевать в новом месте.

Но вскоре меня опять «подставили». Я и мой напарник, только недавно прибывший из Смоленска, попали в засаду, когда выехали за город для встречи в условленном месте с платным осведомителем. И тогда я понял, что оставаться здесь мне больше нельзя. Рано или поздно меня обязательно подстрелят, как куропатку.

Первым же самолетом я вылетел в Москву. На Лубянке я встретился с одним из заместителей министра внутренних дел и рассказал ему о реальном положении дел. На этой встрече было решено для моей же собственной безопасности и безопасности моей семьи «похоронить» меня.

Управление внутренних дел по легальным и нелегальным каналам распространило информацию о моей смерти. Вместо меня был похоронен мой напарник, изрешеченный автоматными очередями. Он оказался сиротой и холостяком, поэтому не возникло никаких проблем ни с его родными, ни с его семьей.

Меня же отправили в Таджикистан. Я провел там пять изнурительных лет. После того, как эта республика провозгласила независимость, я был переведен из правоохранительных органов Таджикистана в российское посольство. Позднее меня пригласили на работу в Федеральную службу безопасности.

Самое печальное во всей этой истории было то, что в мою смерть поверили Надежда и Борис. Я должен был «умереть», чтобы они остались жить. Предатель из прокуратуры, видимо, не знал, что они живут в Салехарде. Он не сумел «вычислить» ни их, ни меня. Поэтому я должен как можно скорее «вычислить» его…

После непродолжительной паузы Василий предложил:

– Неплохо бы отметить твое воскресение из мертвых, а? Тут, внизу есть неплохой ресторанчик…

– Вначале – дело, выпивка – потом, – отрезал я.

– Ты прав, – кивнул Мохов. – Не знаю, как ты, а я к водочке начал испытывать большую тягу. Посмотришь порой на то, какой беспредел вокруг творится, поймешь, что ничего изменить не в силах, махнешь на все рукой и хочется лишь одного – забыться. А забыться можно только с помощью сорокоградусной, родимой. А наутро так башка трещит, жена пилит без устали, и надо тащиться на работу…

– Я знаю.

– Что знаешь? Как у меня голова болит по утрам? – удивился Василий.

– Нет, То, что работа местных сыщиков пошла в полный раздрай. Руководство чуть ли не поголовно продалось уголовникам. Честным следователям мешают работать, и те либо потихоньку спиваются, как ты, либо увольняются, как твои товарищи.

– Не сказал бы, что я спиваюсь, – недовольно проворчал Мохов. – Одно дело – испытывать к водочке интерес, и совсем другое – быть законченным алкоголиком.