Холодная страсть

В эту ночь, когда Джорджина беспокойно лежала, пытаясь заснуть в чужой неуютной кровати, погода переменилась. Первым признаком начинающейся бури, который она уловила, были глухие раскаты грома, сотрясшие дом. Она быстро села в постели, мгновенно бросив взгляд на незанавешенное окно, и как раз успела увидеть изломанный зигзаг молнии, осветивший комнату, сопровождаемый накатившимся шумом. Она напряглась и вскочила с кровати, когда с грохотом накопившегося бешенства ветер попытался сорвать соломенную крышу и облачко мелких соломенных пылинок медленно оседало, покрывая тонким слоем все в комнате. Охваченная пробудившейся в ней паникой, Джорджина наспех оделась, вздрагивая каждый раз при вспышках молний, освещавших комнату, и пытаясь заткнуть уши от дьявольской ярости ветра и дождя, осаждавших старую хижину со всех сторон.

Теперь ее охватил страх. Предыдущий жизненный опыт никак не мог ее подготовить к такой катастрофе, обрушившейся так неожиданно на ее ни о чем не подозревавшую головку. Она высмеивала любые упоминания об ужасных грозах, однако быть свидетелем буйства стихий, находясь в прочно построенной комфортабельной конторе в Нью-Йорке или в звукоизолированной квартире с кондиционированным воздухом, в которой она жила, существенно отличалось от того, чтобы очутиться в самом сердце бури, под защитой одних лишь тоненьких стен и ветхой соломенной крыши.

Она схватила пальто и бросилась вон из спальни, в которой, казалось, теперь сгустилась гнетущая опасность. Даже внизу каждый из старомодных предметов обстановки, выстроившихся вдоль стен комнаты и затаившихся в тени, казалось, пристально с угрозой следят за ней, так что она почувствовала, что в комнате сгустилась атмосфера угрюмого неодобрения ее присутствия. Еще один удар грома прямо над головой вызвал такое сотрясение почвы, что Джорджина окаменела, но, когда раскаленная добела молния сверкнула за окном как бы в поисках жертвы, она вернулась к жизни и помчалась к двери, истерически пренебрегая опасностями, которые могли встретиться снаружи.

— Лайэн! — ее пронзительный призыв был разметан на куски завывающим ветром, как только оторвался от губ. Сеновал, на котором, по его словам, спал Лайэн, был всего в нескольких ярдах от дома. Она выбежала в темноту, и ее глаза уперлись в пустоту, где, как она думала, и находится сеновал, и вдруг почувствовала, что ее поднимает вверх почти материализовавшийся ветер и яростно отбрасывает назад, в сторону дома. Она безрассудно попыталась снова найти сеновал, решив не возвращаться в дом. Она перемещалась дюйм за дюймом вдоль стены, и это стоило ей таких усилий, что приходилось перед каждой последующей попыткой останавливаться, чтобы набраться сил. Дождь обвивал хрупкую фигуру своими холодными острыми щупальцами, но ее нельзя было остановить этим. Когда ветер утих на мельчайшую долю секунды, она была уже готова и бросилась изо всех своих сил в направлении сеновала. Она знала с непоколебимой уверенностью, что ее единственное спасение есть Лайэн Ардьюлин; только он достаточно силен и уверен не только для победы в борьбе со стихией, но и для того, чтобы получить от этого удовольствие.

Ее полет внезапно прервался, когда она, почти вдвое согнувшись, наткнулась на жесткий черный предмет, который сначала отшатнулся от нее, а потом качнулся обратно к ней. В момент столкновения она лишилась дыхания и упала бы, если бы стальной обруч не обхватил ее руки. Благословенно знакомый голос ворвался в ее уши:

— Вы глупышка, почему вы не остались в доме, где безопасно?

— Лайэн! О, Лайэн! — Всхлипывая, она бросилась к нему на грудь, а слезы перемешались с дождевой водой, пропитавшей ее одежду, испуганные руки ухватились за него с такой силой, что он сразу понял, как она напугана. Он поспешно поднял ее на руки и отнес на сеновал.

Это был практически каркас: только крыша и две стены из ржавого железа с наветренной стороны для защиты сена, занимавшего три четверти объема помещения по этим двум сторонам. Две другие стороны были открыты ветрам, и шум дождя, барабанившего по металлу, был оглушительным. Однако здесь был Лайэн, и он держал ее в кольце своих рук, так что даже в самом центре катастрофы она чувствовала бы себя, по какой-то необъяснимой причине, в совершенной безопасности.

Она все еще цеплялась за него, прижимаясь лицом к его куртке, пахнувшей сырой шерстью, когда он громко проговорил почти прямо ей в ухо:

— Вы сможете вернуться в дом, здесь ведь нет защиты?