Нет, глупышка. Это всего лишь преддверие дольнего кайфа. Не больше. Высокая, но всё же только ступенька. Трамплин. И тебя уже на нём подбросило, хотя ты ещё этого и не понимаешь. И летишь ты пока ещё вверх, по нарастающей, стремительно и неудержимо.
А пик будет вот сейчас…
Последние аккорды взрывного финала на мокрых дрожащих клавишах (слышала, что подошвы за сутки выделяют по стакану пота, но вот видеть ранее не приходилось). Последние мастерские штрихи на уже законченном полотне неотвратимо надвигающейся лавины.
Бросаю безвольную и словно бы лишившуюся костей ступню и успеваю, перегнувшись через стол, запечатать мягкой Вовочкиной ладошкой открытый рот Агнессы, так и не выпустив наружу уже почти что родившийся крик. Он бьётся в нашу ладонь пойманной птицей, пытаясь вырваться. Но я держу крепко. Старушка-библиотекарша глуховата, да и привычна к приглушённым хихиканьям-пыхтеньям в этом уединённом углу, но криком может и заинтересоваться.
Агнессе уже всё равно — услышат, не услышат.
Её тело сотрясают сильнейшие конвульсии, голова запрокинута, дыханье прерывисто. Минуты через полторы она перестаёт кричать — я, помнится, продержалась почти вдвое дольше, но я и постарше была. На этом этапе сил на крик уже просто не остаётся. Судороги продолжаются, накатывая по нарастающей. Это нормально. Придерживаю её за плечи, помогая усидеть на стуле. Поглаживаю по рукам, спине, шее. Где гладить — не важно, даже открытая кожа не нужна, сейчас любое прикосновение вызывает череду новых и новых чувственных взрывов, заставляя изнемогающее тело снова и снова корчиться от почти нестерпимого наслаждения.
Горний кайф — штука сильная…
Хорошо, что я верно всё подрассчитала, и когда почти потерявшая сознание Агнесса наконец обмякает на стуле — мокрая, как мышь, истерзанная, как тузиковая грелка и удовлетворённая, как сожравшая страуса кошка — до перемены остаётся ещё десять минут. Сую сиротливо проскучавшего на столике «Парфюмера» в портфель и тактично ухожу, давая Агнессе время придти в себя и маленько там прибраться.
И тут вдруг просыпается всё это время благополучно молчавший хомячок:
— Ты и со мной так можешь?
Ничего себе вопросик с утра пораньше. А тон — так и похлеще. Вроде бы нейтральный такой, а на самом деле напряжённый до звона, когда ещё чуть — и сорвётся. Испуганный? Нет, пожалуй, не испуганный даже. Шокированный? Ближе, но не совсем. Спокойствие оголённого провода на триста восемьдесят вольт. Спокойствие психопата с пляшущим в руке пистолетом…
Приходится врать.
— Нет, конечно. Себе не получится. Не тот эффект. Это только другому кому-нибудь можно.
— Ясно, — говорит он нейтрально. И замолкает, не пытаясь перехватить управление.
Ну, это ему кажется, что нейтрально. А я отлично слышу тщательно скрываемое облегчение. И лёгкое разочарование — где-то совсем-совсем глубоко и вряд ли даже самим Вовочкой осознаваемое.
Вот они, типичные современные мужчины! Тут из кожи вон лезешь на страже его интересов — а что в благодарность? Нет, к тому, что спасибо от них ждать бессмысленно, я уже привыкла. Ладно, мы люди не гордые и работаем не за спасибо. Но они даже в собственных желаниях — и то разобраться толком не могут!
Тьфу на них.
====== 132-е сутки. Отчет теловладельца ======
Женщины — это инопланетяне.
Давно подозревал, а теперь убедился окончательно. У них совершенно нечеловеческая логика, и понять её способны только такие же инопланетяне, как и они сами. Ни одному нормальному человеку подобное не под силу. А если попробует — то свихнётся на раз. Все женщины. Независимо от. Даже мамуля. Мамуля — в первую очередь. Впрочем, отец вроде как не женщина никаким боком, а туда же!
Вот ведь тоже…
Неделю понять не мог, чё с родаками такое творится, почему они постоянно между собою шушукаются и мгновенно замолкают при моём появлении, а мамуля ещё и глаза заплаканные прячет. Отец глаз не прятал, но смотрел странно. С сомнением этак. Поначалу думал, что это у них на работе чё, потому и не лез с расспросами — ну мало ли? Сочтут нужным — сами скажут. А потом смотрю — носки аккуратно разложены. По ящикам. Ну типа всегда их вперемешку пихаю, куда попадётся, носки-трусы-футболки — без разницы. А тут лежат аккуратненько так, стопочками, а носки ещё и попарно разобраны. Как в детстве. Удобно, конечно. Но почему-то не обрадовало. Ни разу!
Ну правда — что я, маленький, что ли?