Холодная война. Новая история

Как следствие, второй фронт, а точнее, вторые фронты, создавались медленно, что возмущало измученных русских, не имевших возможности минимизировать потери. Первый появился в оккупированной Виши Северной Африке, где в ноябре 1942 г. высадились американские и британские войска; летом 1943 г. последовали вторжения на Сицилию и в южную Италию. Однако только после высадки в Нормандии в июне 1944 г. англо-американские военные операции стали оказывать значительное давление на Красную Армию, которая уже давно переломила ход боевых действий на Восточном фронте и теперь полностью вытесняла немцев с территории Советского Союза. Сталин поздравил своих союзников с успехом "Дня Д", но оставались подозрения, что задержка была преднамеренной, с целью возложить бремя боевых действий в непропорционально большой степени на СССР. По замыслу одного из советских аналитиков, Соединенные Штаты должны были принять участие в войне "только в последний момент, когда они могли бы легко повлиять на исход войны, полностью обеспечив свои интересы".

Политическое значение вторых фронтов было не менее велико, чем военное, поскольку они означали, что американцы и англичане вместе с Советским Союзом будут участвовать в капитуляции и оккупации Германии и ее сателлитов. Скорее из соображений удобства, чем по каким-либо другим причинам, англо-американское военное командование исключило русских из этого процесса, когда в сентябре 1943 г. капитулировала Италия. Это дало Сталину повод сделать то, что он, вероятно, сделал бы в любом случае: лишить американцев и англичан какой-либо значимой роли в оккупации Румынии, Болгарии и Венгрии, когда Красная Армия в 1944-45 гг. двинулась на эти территории.

В октябре 1944 г. Сталин и Черчилль достаточно легко договорились о том, что Советский Союз должен иметь преобладающее влияние в этих странах в обмен на признание преобладания Великобритании в Греции. Однако под землей сохранялись опасения. Рузвельт протестовал против того, что с ним не посоветовались по поводу сделки Сталина и Черчилля, а когда весной 1945 г. англичане и американцы начали переговоры о капитуляции немецких армий в Северной Италии, реакция самого Сталина была близка к панике: он предупредил своих военачальников, что может быть достигнута договоренность, по которой немцы прекратят воевать на западе, но продолжат сопротивление на востоке.Тем самым он раскрыл всю глубину своих собственных опасений относительно сепаратного мира. То, что он считал своих союзников способными заключить его в столь поздний срок, показывает, насколько мало уверенности ему дали вторые фронты и насколько мало доверия он был готов им оказать.

 

СФЕРЫ ВЛИЯНИЯ. Раздел Европы на сферы влияния, как это подразумевалось в соглашении Черчилля и Сталина, оставил бы европейцам мало возможностей для определения своего будущего: вот почему Рузвельт беспокоился об этом. Как бы он ни оправдывал для себя войну с точки зрения баланса сил, американскому народу он объяснял ее так, как это мог бы сделать Вильсон, - как борьбу за самоопределение. Черчилль согласился с этим в 1941 г., приняв Атлантическую хартию, которая была переформулирована Ф.Д.Р. в соответствии с вильсоновскими принципами. Поэтому одной из главных англо-американских задач было примирение этих идеалов с территориальными требованиями Сталина, а также с его стремлением создать сферу влияния, которая обеспечила бы присутствие "дружественных" государств вдоль послевоенных границ Советского Союза. Рузвельт и Черчилль неоднократно добивались от Сталина проведения свободных выборов в странах Балтии, Польше и других регионах Восточной Европы. На Ялтинской конференции он согласился, но не имел ни малейшего намерения выполнять свои обязательства. "Не волнуйтесь, - успокаивал он своего министра иностранных дел Вячеслава Молотова. "Мы сможем реализовать его по-своему позже". Суть дела - в соотношении сил".

Таким образом, Сталин получил желаемые территориальные приобретения и сферу влияния: границы Советского Союза были передвинуты на несколько сотен километров на запад, а Красная Армия установила подчиненные режимы на всей остальной территории Восточной Европы. Не все из них были еще коммунистическими - на данный момент кремлевский лидер проявлял гибкость в этом вопросе, - но ни один из них не мог бросить вызов проекции советского влияния на центр Европы. Американцы и англичане надеялись на другой исход: на то, что восточноевропейцы, особенно поляки - первая жертва Германии во Второй мировой войне, - сами выберут себе правительство. Эти две позиции можно было бы примирить, если бы все восточноевропейские страны были готовы избрать лидеров, отвечающих требованиям Москвы, что, собственно, и сделали Финляндия и Чехословакия. Однако Польша вряд ли могла пойти по этому пути, поскольку действия Сталина уже давно исключили возможность того, что польское правительство, подчиняющееся Советскому Союзу, будет пользоваться поддержкой населения.